Тихий зелёный дворик, недосягаемая мечта для миллионов несчастных горожан, узников залитых бетоном парковок и домов-колодцев. Как это прекрасно: проснуться в комнате, выходящей окнами на кусты сирени и стройные рябиновые деревья, по которым уже гуляют предрассветные лучи, не кроваво-красные, а наоборот, аристократично бледные, когда небо с первыми крикливыми петухами выцветает, теряя краски, становится прозрачным и высоким. Оно медленно переливается в предметы, возвращая им жизнь и цвет, серые листья вновь становятся изумрудными и халцедоновыми, скромно приклоненные головки нарциссов – золотыми и жемчужными, блики на стёклах дома напротив – янтарными. Утро всегда приходит тихо, новый день крадётся на цыпочках по земле, выдавая своё присутствие только шорохом шин проезжающих автомобилей, которые обшаривают светом фар белую разметку на асфальте. В траве настраивают свои альты и виолончели кузнечики. Их мелодия, приходящая на закате, длится до самого утра, вознаграждая неспящих за умение слушать и наблюдать за природой.
Я иногда ночь напролёт не смыкала глаз, наблюдая происходящие с миром метаморфозы и замечая всё до мельчайших подробностей.
В два часа ночи и в четыре часа утра приходилось упорно бороться со сном, готовым наброситься буквально отовсюду. Он щипал уставшие глаза до красноты, втягивался в лёгкие вместе с воздухом, сковывал неподвижные мышцы, склоняя голову к подушке, прыгал с буквы на букву на страницах книги, которую я читала, разливал по всему телу непреодолимую слабость. Он обещал, уговаривал, искушал, нервной рукой вдовца закрывал веки, клялся, что несколько минут в его объятиях вернут бодрость и силы, чтобы продолжать сражаться с ночью, но неизбежно обманывал, добиваясь своего.
Иногда же книга настолько захватывала меня, что я могла забыть о времени и опомниться уже под утро, чтобы лечь в постель на пару часов, спасая осколки суточного режима. Многочасовое бодрствование заставляет человека осмыслить и прочувствовать одну простую вещь: сутки длятся кошмарно долго. Возможно, сознание с радостью сдаёт свой пост с наступлением темноты, потому что каждый момент бездействия возвращает человека к самому себе, когда он видит, что успел переделать, кажется, уже все возможные дела, а ночь всё не заканчивается. Бессонница будто переносит своих жертв на огромный вокзал, пустое пространство которого сжимает их до точки. Она растягивает время, позволяя секунде превратиться в час, а часу – в бесконечность. На этот вокзал не приходят поезда, и беднягам приходится подолгу бродить без цели в душном зале ожидания, переставлять с места на место чемоданы, мять в руках билеты, выглядывать в зарешёченные окна, подходить к кассам и к расписанию, поминутно поднимать взгляд на информационное табло, любоваться архитектурой, считать каменные плитки на полу и смотреть, чем заняты другие пассажиры. Стрелки часов будут медленно менять положение относительно друг друга, но это будет, пожалуй, единственным изменением в картине, если её захочет написать какой-нибудь художник.
