Снежинки беззаботно порхают в морозном воздухе, лёгкие и искрящиеся. Почти достигнув земли, они неожиданно замедляются и взвиваются вверх, подхваченные внезапным порывом ветра, а затем падают снова. Невесомое снежное покрывало будто соткано из миллиардов крошечных белых искорок, которые безостановочно кружатся и переносятся с места на место. Окружающий пейзаж похож на карандашный набросок в ожидании красок. Контуры дорожки, ведущей от дома, едва угадываются под сугробами, по бокам от неё то тут, то там торчат сухие безжизненные былинки, а на кустах лежат пухлые снежные шапки.
Дома тепло, и этот контраст с холодом снаружи заставляет окна покрываться по краям тонким причудливым узором, напоминающим ветки волшебных деревьев или перья экзотических птиц.
Темнеет. Небо стремительно за каких-то полчаса становится чёрно-синим, и на нём появляются первые звёзды. До моих ушей доносится хруст снега под подошвой сапог, оставляющих глубокие следы на его гладкой поверхности, успевшей затянуться с утра. Мерный скрип в такт шагам затихает возле двери, которая открывается и хлопает, а в дом проникает холодный воздух.
***
В комнату вошёл Менхур, стряхивая с волос снежинки. Он каким-то чудом умудряется не мёрзнуть, хотя одет в легкое изумрудного цвета пальто с золотой вышивкой и совсем не носит шапки. Я посмотрела на него поверх вышивки, которой занималась весь день, но только исколола себе все пальцы, не продвинувшись сколько-нибудь заметно. Он снял пальто и отряхнул его, стянул кожаные сапоги, чтобы с них не натекло воды от растаявшего снега, и прошёл на кухню. Вскоре я услышала глухой стук тарелок и ложек, которые он раскладывал на столе. Когда на улице так холодно, еду необязательно съедать сразу, а можно оставить в специальном месте снаружи и доесть потом. Менхур положил себе немного вчерашнего мяса и тушеной капусты, ожидая, что я отложу рукоделие и присоединюсь к нему. Я так и поступила. Конечно, еда была далека по разнообразию от того, что подавали во дворце, но я не жаловалась: мне вообще не нужно было есть, я делала это ради воспоминаний о вкусе пищи и в какой-то степени для того, чтобы получить удовольствие от ужина.
Маг поправил ворот голубой туники и сел за стол. Мы не сказали ни одного слова друг другу, но это был самый приятный момент за весь день. Рано утром Менхур уходил в соседние деревни (сам он жил подальше от других людей), чьи жители обращались к нему за помощью. Чаще всего это касалось здоровья, но иногда одинокие старики просто искали кого-то, кому могли выговориться, не опасаясь, что назавтра сплетни поползут по всей округе. Я хотела было сопровождать его, но он сказал, что если местные жители узнают во мне ворожею, то это вызовет волну недоверия и страха. Я была вынуждена с ним согласиться, ведь именно такими эмоциями встречали меня все, кто со мной сталкивался. Поэтому я просто сидела дома, готовила еду, иногда вышивала или гуляла неподалеку. Книг, к моему удивлению, у Менхура в доме не было, даже тех, которые пригодились бы ему в работе. Всё, что нужно, он держал в голове. Тем не менее, скучно мне не было. По крайней мере, так я себя убеждала, потому что всякий раз, когда для меня начиналась нескучная жизнь, это оборачивалось крупными неприятностями и чудовищным стрессом. Уж лучше страдать бездельем в тепле и безопасности, решила я и сразу же поймала себя на мысли, что ворожея из Лангареда согласилась бы со мной в этом целиком и полностью. Она всю жизнь целенаправленно шла к богатству и роскоши; статусный любовник, драгоценности и жизнь во дворце были тем, к чему она стремилась. И добилась, в конце концов, и я не была уверена, что хочу её осуждать. С людьми вообще легко спорить, если их видение отличается от моего, и гораздо сложнее рассмотреть и признать их точку зрения как имеющую полное право на существование. Многообразие мнений больше пугает людей, чем помогает, оно крадёт у них территорию, сужая их собственный ареал до размеров их мировоззрения, за пределами которого простирается обширная неизведанная враждебная территория со своими правилами, законами и знаниями. Ступить на неё означает лишиться всех своих оберегов, стать уязвимым. Многообразие мнений – это признание самому себе, что мир невозможно объяснить одной формулой или измерить одной мерой, а значит, и охватить его полностью тоже нельзя. Это как пытаться засунуть в мешок пригоршню игл или вязальных спиц: что-нибудь да будет торчать наружу. Такой мир становится опасным, непредсказуемым и неуправляемым, ибо на чужой территории не действуют рычаги управления, ей не принадлежащие. Поэтому многие люди настолько непримиримы, что им проще притвориться слепыми, чем признаться, что они увидели что-то, что выбивается, как шило из мешка, из их привычных и удобных представлений.
