Пролог: Ваза для души и её крушение
Тишина чертогов Кощея Бессмертного была особая – не живая, а законсервированная, как воздух в гробнице. Пылинки замерли в лучах лунного света, пробивавшегося через витражное окно с изображением трёхголового орла. На резной полке из чёрного дерева, на бархатной подушке цвета запекшейся крови, покоился главный шедевр коллекции Бессмертного: хрустальная ваза для души.
Она была не просто сосудом. Она была историей. Вырезанная из единого кристалла лунной слёзы тысячу лет назад, она переливалась внутренним светом – мягким, тёплым, живым. В ней танцевали искорки: души, которые Кощей коллекционировал не из злобы, а из эстетического любопытства. Они пели тихую, едва уловимую песню – хор потерянных надежд и угасших страстей.
Эту тишину разрезал, как бархат острыми когтями, стремительный, беззвучный силуэт.
Кот Баюн вошёл в реальность чертогов не через дверь – он проявился, как мысль в спящем мозгу. Одна секунда – пустота, следующая – он уже здесь, грациозно приземлившись на резной балке под потолком. Его чёрная шерсть впитала весь свет вокруг, оставив лишь два изумрудных пятна – узкие, довольные глаза.
«Ску-у-учно», – протянул он мысленно, хотя мог бы и вслух. Голос у него был бархатный, с низкой вибрацией, от которой дрожала пыль на полках. Но сегодня он играл в молчаливую охоту.
Он облизнул лапу, пригладил усы. Чертоги Кощея были одним из его любимых «маршрутов» для внеплановых визитов. Предсказуемо-непредсказуемые, как сам Бессмертный: то задумчивый и меланхоличный, то впадающий в ярость из-за криво поставленного подсвечника. Баюн обожал нарушать оба этих состояния.
Его взгляд скользнул по сокровищам: золотые кубки, ржавые мечи героев (с ироническими табличками), застывшие в крике магические кристаллы. И остановился на вазе.
«А что, если…»
Идея созрела мгновенно, сладкая и озорная, как спелая ягода. А что, если слегка… подтолкнуть её? Не разбить, нет. Просто сдвинуть с места. Посмотреть, как Кощей заметит смещение своего любимого экспоната. Будет ходить кругами, щупать бархат, подозревать слуг, а потом, через неделю, обнаружит, что ваза стоит ровно на три миллиметра левее. И его вечное лицо покроется сеточкой недоумения.
Баюн мурлыкнул от предвкушения.
Он с пружинил на лапах, оценил расстояние. Прыжок – не просто перемещение в пространстве, а искусство. Надо было коснуться полки лишь кончиками когтей, мягко, как падающее перо, толкнуть вазу ровно на нужный миллиметр и отскочить обратно на балку. Идеальный маленький хаос. Безупречная шалость.
