Сначала никто не понял, что случилось. В арке над «Пятачком» потянуло влажным теплом, как из чужой кухни, и кто‑то сказал «газ». Сразу двое других сказали «спасайтесь» и «ничего страшного». Две правды одновременно всегда превращают людей в мебель: они застывают и ждут, когда кто‑нибудь двинет их правильно.
Динамик на столбе включился поздно и громко. «Проход закрыт. Ожидайте указаний». Рядом чей‑то телефон пробился через «Единую линию»: «Обход по схеме. Благодарим за понимание». Люди держали пакеты и детей. У пакетов – ручки. У детей – руки. У фраз – нет.
– Смотри на ступень, – сказала женщина мальчику, и мальчик послушал не голос, а руку, которая указала вниз.
Мы подошли без барабана. Пекарь поставил чайник на край стойки – так, чтобы «2» смотрела на всех. Сефира приглушила звенящий металл тканью, и звук перестал быть стеклом. Гиль достал мел и начертил стрелку на уровне пояса. Связной назвал свою фамилию вслух не в трубку, а людям. Мара подняла ладонь и сказала первым словом то, что выдерживает толпу: ровно и близко.
– По одному.
Лампа мигнула два раза. В воздухе стало как между вдохом и выдохом: место, где успевает появиться путь.
– Две минуты.
«Единая линия» попыталась догнать, как догоняют люди, которые боятся опоздать к своей важности. Мара не спорила. Она просто оставила паузу на пять секунд, чтобы новой фразе было куда лечь. Потом сказала третье.
– Через двор – ровно.
Динамик повторил наконец правильное. А мужчина, который крепче остальных держал пакет с лекарствами, вдруг ослабил пальцы. В этот момент город выбрал не крик, а шаг.
Паники не было. Не потому, что всем стало ясно. Потому что рядом оказалась рука. Стрелка лежала правильно. Лампа мигала ровно два раза, как сердце, которое не хочет срываться. Ткань на решётке делала звук человеческим. «Пояснительная на месте» висела на двери прачечной: «пар, не газ; по одному; две минуты». Люди шли. Разговоры догоняли ноги, а не наоборот.
– Скажи «извините», – тихо напомнил Связной.
– Извините, – сказала Мара первой. – Сказано лишнее. Идём по одному. Две минуты. Через двор – ровно.
Извинение легло на ступени и стало поручнем для тех, кто сомневался. Поручни не благодарят – на них опираются. «Спасибо» приходит позже, когда дверь закрывается тихо.
Мы поставили «лист извинения» у перил: три строки – что сказали лишнего, как исправили, кто сказал «извините». «Время до извинения» получилось короче полминуты. В «Адресном листе» напротив «сказано/услышано/сделано» появились галочки без страха. «Минус толчки» рос – не из‑за чудес, а из‑за паузы между фразами.
