Глава 1. Возвращение
Летнее солнце, разогнавшееся за утро, било в огромное окно кабинета, превращая чертежи на столе Сергея в ослепительные белые полотна. Он отвел глаза от ватмана, заслонясь ладонью. За стеклом, в бездонной синеве, плыли редкие облака, а внизу, у подножия бетонного исполина, копошился город, невидимый и чужой. Кондиционер гудел ровно и монотонно, выстуживая душный, стерильный воздух, но прохлады не было – лишь тягучая духота предотпускного дня.
Сергей откинулся на спинку кресла, ощущая во всем теле странную, необъяснимую усталость. В двадцать пять лет он не должен был чувствовать себя так, будто несет на плечах тяжесть непрожитых десятилетий. Рука сама потянулась к вихру непослушных черных кудрей – вечному наследству, источнику и гордости, и легкого раздражения. Взгляд скользнул по столу, зацепившись за простую деревянную рамку: на фотографии – женщина с усталым, но бесконечно добрым лицом и совсем древняя, сморщенная старушка в белоснежном, до миллиметра отутюженном платочке. Мать и бабушка Агриппина. Два полюса его мира, его тихая боль и его нерушимая крепость.
Мысли текли лениво и густо, как смола по коре вековой пихты. Он, Сергей Петров, старший инженер проектного отдела, «подающий надежды», «перспективный специалист» – все эти штампы из уст начальства давно уже потеряли для него смысл. Все это было лишь тонкой позолотой на грубом металле его сущности. А сущность его была выкована там, где кончался асфальт и начиналась вечная, безразличная к человеку тайга. В Фёдоровке. Пятьдесят домов, разбросанных по склону холма, как стадо каменных овец. Место, где время текло иначе, а знакомство каждого с каждым исчислялось не годами, а поколениями.
Отец… В семейной саге отцу была отведена роль призрака. Человека-миража, который растворился в сибирской метели в ту самую ночь, когда Сергей сделал первый вздох. От него не осталось ничего, кроме пожелтевшей фотографии, где он запечатлен молодым и незнакомым, и гнетущего чувства вины, которое его мать, Мария, пронесла через всю жизнь. «Не старались, – говорила она без обиды, констатируя факт. – Детей Бог не давал. А когда дал, в сорок три… он уже к другой привык». Та «другая», тайная семья, существовала где-то в райцентре, и отец ушел туда без скандалов, без прощальных писем – с холодной, расчетливой решимостью человека, переставляющего фигуру на шахматной доске.
Дверь в кабинет с скрипом отворилась, впуская внутрь гул цеха и энергичную фигуру Валеры.
–Серега! Ты чего тут, как сыч, в четырех стенах киснешь? – друг, его полная противоположность, стоял на пороге, коренастый, вечно улыбающийся, в замасленных рабочих штанах и с гаечным ключом в руке, словно сросшимся с ладонью.
