Шум порта был единственной музыкой, которую Соул признавал последние пять лет. Он не звучал в ушах – он вибрировал в костях, гудел в крови, оседал на зубах мелкой пылью от угля и соли. Это был низкочастотный гул машин, скрежет крановых лебедок, приглушенные крики докеров и вечный плеск мутной воды о бетонные сваи. Монотонный, как мантра, и тяжелый, как стальной слиток на плече.
Соул шел по пыльной аллее между бесконечными складами, его мощные плечи были слегка ссутулены, не от тяжести, а от привычки экономить силы. В тридцать лет он ощущал свое тело как идеальный инструмент для переноски тяжестей – никакого лишнего жира, только упругие, проработанные до жесткости мышцы. Его походка была ритмичной и неуклюжей в своей основательности, походкой человека, который привык чувствовать под ногами не твердую землю, а зыбкую палубу баржи или скользкий от водорослей трап.
Его лицо, скуластое и угловатое, с короткой, почти гребневой стрижкой темных волос, обычно ничего не выражало. Оно было маской усталости, вылепленной из глины под палящим солнцем и ледяным ветром. Но если бы кто-то присмотрелся повнимательнее, что в порту случалось крайне редко, он увидел бы несоответствие. Глаза. Слишком ясные, слишком внимательные, цвета старого свинца. В них жил не грубый огонь докера, а холодный, аналитический блеск. Взгляд учёного-физика, запертого в теле грузчика.
Именно этот взгляд, скользя по груде металлолома, автоматически оценивал центр масс, коэффициент трения и потенциальную энергию каждого хаотично наваленного листа ржавой стали. Мозг, годами тренировавшийся на постижении законов Вселенной, теперь был вынужден применять их к единственной задаче: как поднять этот ящик, чтобы не сорвать спину, как поставить его так, чтобы он не упал, и как сделать это с минимальной затратой калорий.
Внезапно, резкий крик чайки, пролетавшей над самым ухом, вырвал его из привычного ступора. Пронзительный, дикий звук на миг прорезал низкочастотный гул и… отбросил его на двадцать лет назад.
Отец смеется. Глубокий, грудной смех, который, кажется, рождается где-то в самом солнцем прогретом днище старой алюминиевой лодки. Соулу одиннадцать, его щеки обветрены, а руки пахнут чешуей и речной водой. Он только что вытащил своего первого леща, нелепого, с выпученными глазами и радужной чешуей.
– Молодец, сынок! – Отец хлопает его по спине, и от этого прикосновения мальчик расправляет плечи, чувствуя себя покорителем морей. – Смотри, какая красота. Совершенная система. Жабры, плавники… природа – гениальный инженер.
