Глава 1: Заводной
Дождь в Петербурге осенью 1851 года был особенным – он не просто мочил, а впитывался в гранит, в дерево, в самые поры города, неся с собой запах промозглой воды, угольной копоти и чего-то третьего… едва уловимого, словно озон после грозы. Запах не устоявшейся магии.
Знаменская площадь в такой час была пустынна. Фонари, мигая, отбрасывали зыбкие блики на мокрый булыжник. Именно здесь, подножия нового памятника Николаю I, ночной обходной наткнулся на странную фигуру, сидевшую на лавке.
Сначала он подумал – пьяный. Но осанка была слишком прямой, неестественной. Подойдя ближе, стражник ахнул. Это был пожилой мужчина в добротном, хоть и промокшем сюртуке. Он сидел, откинувшись на спинку лавки, одна рука лежала на колене, другая была застыла в воздухе, будто что-то держала. Его глаза широко смотрели на памятник, но взгляд был пустым, стеклянным. И самое жуткое – его кожа. Она не была мертвенно-бледной. Она отливала тусклым, серым металлом, как старая оловянная солдатика.
Когда прибыл Орлов, дождь уже почти прекратился. Он стоял, засунув руки в карманы плаща, и смотрел на застывшую фигуру без тени удивления на лице. Лишь легкая усталая складка в уголке рта выдавала его напряжение.
«Павел Федорович Белов, часовых дел мастер», – доложил подошедший агент Бюро, сверяясь с записями. – «Владелец мастерской на Садовой. Жалоб от клиентов не было. Вчера вечером ушел из дому и не вернулся».
Орлов медленно обошел лавку. Его взгляд упал на карманные часы, торчащие из жилета покойного. Он взял их платком. Стрелки замерли на ровно 23:45. Он сделал шаг к другому агенту, дежурившему у памятника. «Ваши часы?»
Агент, недоуменно, достал свои. Стрелки показывали 23:45.
«И мои тоже», – мрадно констатировал Орлов. Он обвел взглядом площадь. «У кого есть часы? Проверьте».
Один за другим, пять пар глаз уставились на циферблаты. У всех – и карманных, и наручных – стрелки застыли на 23:45. Влажный воздух вдруг показался ледяным.
«Он не просто умер», – раздался знакомый голос сзади. Из темноты вышла Анфиса, кутаясь в темный платок. Лицо ее было напряжено. – «Его… выключили. Как механизм».
Она подошла к телу, не глядя на него, а скорее прислушиваясь к чему-то внутренним слухом. Она не проводила руками по воздуху, как раньше. Ее методы стали точнее.
«Здесь нет ни эха, ни боли, ни ужаса, – прошептала она. – Есть только… тишина. Абсолютная. Как в пустой комнате после того, как остановили маятник самых громких часов».
Ее взгляд упал на землю у ног лавки. Она наклонилась и платком подняла маленький, блестящий предмет. Железная птичка, отлитая с ювелирной точностью. Кукушка. Но без цвета, без жизни. Просто металл.
