Глава I. Монастырь
Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Господом
1 Кор. 3: 19
За поворотом начиналась развилка. Лес расступался, и темные кроны дубов расходились в стороны, образуя щель, в которую небо было видно не просто отдельными сгустками синевы сквозь ветви, а гораздо шире – бесконечной полосой. Можно было ожидать, что какая-то из ели различимых дорог, идущих одна налево, другая направо, должны вывести к человеческому жилью. И всматриваясь до боли в глазах в пустые промежутки между деревьями, хотелось надеяться, что это именно так.
Мы присели на перекрестке, рядом с большим валуном, лежащим почти в центре развилки. Камень был густо покрыт зеленым мхом, и только местами проглядывала его серая поверхность. Десять дней назад мы покинули город Мефодиев и отправились вглубь дремучих лесов с целью найти монастырь святого Пафнутия, один из древнейших в мефодиевских пределах, сведения о котором относились еще к XI веку. Мы знали, что обитель находится в самой глубине Кабаньей пущи на берегу речки Коровец. Нам, конечно, рассказывали, что пуща практически непроходима и абсолютно неподвержена человеческому воздействию, однако мы не верили таким рассказам, полагая, что в начале XXI века, да еще в центре России уже не осталось необжитых и непроходимых мест. Наверняка и в Кабаньей есть дороги, тропы и лесные поселки. Но еще позавчера мы покинули деревушку Осиновичи, расположенную у самой пущи, и с тех пор никакого человеческого жилья не видели. Жители Осиновичей уверяли нас, что уже давно не ходят вглубь пущи, ограничиваясь посещением подлеска, где собирают грибы и ягоды, но все же указали нам заросшую дорогу, которая вела к старому лесничеству. Когда мы уходили из деревни, немногочисленные обитатели ее, провожавшие нас, с ужасом глядели нам вслед, как будто провожали покойников в последний путь.
Нас было трое в этой экспедиции: я, Буревой Садомиров (собственно по моей инициативе и был затеян этот поход, поэтому меня держали если и не за командира, то за штурмана, прокладывающего путь) и два моих приятеля монаха из братства гештальтгерольдов – преподобные отцы Климент и Андрогин. Андрогин еще совсем молодой, без внешних признаков растительности на лице, что придавало его физиономии, круглой и розовой, юную свежесть. Рядом с коренастым, заросшим от бровей до подбородка безобразной рыжей бородой отцом Климентом юный Андрогин выглядел как школьник рядом со своим отцом. Мне вообще всегда казалось, что монах Климент больше похож на пастушью собаку, чем на человека. Помимо того, что все лицо его заросло волосами (ну или почти все), из-под густых бровей буравили тебя черные злые глаза, полные недоверия к собеседнику, так еще и волосы на голове, будто сваленные, торчали непокорно в разные стороны, придавая Клименту выражение некой свирепости. Мне было любопытно: может эти волосы и дальше простираются по всему телу и у монаха Климента мохнатые лапы и ноги, да не видно их под густыми складками розового подрясника. Да, да – традиционно у гештальтгерольдов цвет подрясников розовый – вековая традиция, и они за нее держатся, несмотря на насмешки, а иногда и прямые обвинения в ереси со стороны других братств. Но гештальтгерольды всегда ссылаются на то, что основатель братства, преподобный Ону, носил именно такой подрясник и завещал носить его своим последователям, вкладывая в это какой-то глубокий мистический смысл. Говорят, что тайну розового подрясника открывали только монахам высшей степени посвящения: проктаторам и сингуляторам. И, кстати сказать, отец Климент был сингулятором и наверняка знал эту тайну.
