ПСАЛОМ 22
1 Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:
2 Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,
3 подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
4 Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня.
5 Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.
6 Так, благость и милость [Твоя] да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
Я ни в чём не нуждался в тот день. Высокое голубое небо покрывало весь мир лазурью, сочная трава всё ещё блестела утренней росой. Воздух был чист и сладок, как молоко овечки, а теплое солнце не жгло, а ласкало кожу сквозь грубую ткань моей одежды. Я сидел, прислонившись спиной к морщинистому стволу старой оливы, которую посадил еще мой дед, и чувствовал, как ее вековая сила вливается в меня, даруя покой. Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться.
Мои овцы разбрелись по всему пастбищу, и время от времени до меня, сидящего неподалёку под деревом, доносилось их ленивое блеянье и звук работающих челюстей. Я знал каждую из них. Вот Белянка, самая упрямая, вечно норовящая увести за собой молодых в заросли терновника. А там, у самого ручья, пасется Кроткая, чья шерсть тоньше паутины. Их мирные голоса были для меня самой сладкой музыкой, симфонией простой и правильной жизни.
Я прикрыл глаза и сладко улыбался, думая о сыне, которого моя прекрасная Сара подарила этому миру и мне две недели назад. Мы назвали его Давидом. Теперь я знал, что род мой будет продолжен, и потому душу наполняло благодатное спокойствие. Я видел его крохотное личико, сморщенный красный комочек жизни, чувствовал, как его пальчики цепко хватаются за мой палец. И я видел улыбку Сары, уставшую, но сияющую ярче полуденного солнца. Все, чего я просил у Всевышнего, было даровано мне с избытком.
Птицы всей земли пели для меня одного. Нежные звуки перемежались пронзительными трелями. Но сегодня в их хоре слышалась странная, едва уловимая нотка тревоги. Иногда песня обрывалась резко, будто невидимый хищник пролетал над ветвями, заставляя их замолчать на мгновение. Я открыл глаза и посмотрел на запад, в сторону скалистого хребта, что отделял наши земли от дикой пустоши. Там, на самой границе пастбища, трава казалась жухлой и сероватой. Словно невидимая болезнь медленно ползла с камней, высасывая соки из плодородной почвы.
