Он помнил всё. Помнил шелковистый шепот её платья по каменным плитам замка, шорох, громче для его чуткого слуха, чем рык медведя в лесу. Помнил запах её кожи – смесь лаванды, солнечного тепла и чего-то неуловимого, чисто её, словно аромат первой весенней фиалки, пробивающейся сквозь снег. Помнил, как горели её карие глаза в свете факелов, когда она слушала его рассказы о звёздах, которые он наблюдал столетиями. И помнил звук. Звук её сердца, прервавшийся под когтями того, кого он когда-то назвал братом.
Алойэс, Граф Ночных Земель, Повелитель Пепла и Теней, переживший империи и падение королей, сидел в своём кресле у холодного камина и был лишь сосудом, полным боли. Девятьсот лет. Девять столетий бесконечных, одинаковых ночей. Он пил, но кровь была безвкусной пылью. Он владел землями, но они были пусты. Он говорил на мёртвых языках с мёртвыми же учёными в своих библиотеках, и их мудрость была пеплом на языке.
Его замок, неприступная готическая громада, спрятанная в сердце нынешних Карпат завесой колдовских миражей, был не жилищем, а саркофагом. Здесь всё хранило её отпечаток: заброшенная беседка в саду, где она вышивала; фреска с изображением охоты, к которой она прикоснулась, оставив едва заметный след; её комната, запечатанная и нетронутая, где в хрустальной шкатулке лежала засохшая роза – последняя, что он ей подарил.
Он перестал искать её реинкарнацию после первого столетия. Души, как учили древние манускрипты, возвращаются. Но они возвращаются иными, обёрнутыми в новую плоть, новые воспоминания, новые жизни. Что он найдёт? Тень? Отзвук? Это было бы хуже, чем вечное забвение. Это было бы насмешкой. И он не мог рисковать: его природа, голод, тьма внутри – они могли погубить её снова, случайно, одним лишь неверным взглядом. Нет, лучше носить эту агонию, как вериги, лучше быть одинокой скалой в реке времени.
Но однажды ночью, в ночь, ничем не примечательную, если бы такое понятие вообще имело для него смысл, случилось нечто. Он, как часто бывало, наблюдал за миром смертных через магический артефакт – зеркало, показывающее не отражение, а далёкие места. Его взгляд, скучающий и отрешённый, скользнул по огням современного города где-то в Центральной Европе. Бар. Шум, цветные огни, молодость, тратящая себя впустую. Он уже хотел отвести взгляд, когда увидел её.
Она сидела за стойкой, смеясь с подругой. Другое лицо – более округлое, с короткими тёмно-каштановыми волосами, украшенными синей прядью. Другой стиль: кожаная куртка, простые джинсы. Но поворот головы. Но ямочка на щеке, когда она улыбалась. Но ритм. Ритм, с которым она постукивала пальцами по стеклу, абсолютно идентичный тому, с которым Элиана барабанила по дубовому столу девять веков назад.
