Каир, наши дни. Ночь весеннего равноденствия.
Доктор Лейла Хассан вела кончиком пера лазерного дальномера по холодной поверхности гранитного саркофага в Камере Царя. Воздух был густым, пахнущим пылью веков и туристами. Но сейчас, глубокой ночью, когда пирамида была закрыта для посетителей, в ней царила иная тишина – напряженная, почти звонкая.
– Температура падает на 0,3 градуса каждые пять минут, – её голос, привыкший к лекциям в Каирском университете, здесь, в каменной утробе, звучал как шепот, усиленный микрофоном. – Атмосферное давление меняется. Необъяснимо.
Её ассистент, молодой парень c планшетом, дрожал не от холода.
– Данные со спутника SWIFT, доктор. Рентгеновский фон от пирамиды вырос на 500%. Это… этого не может быть. Камень так не излучает.
Лейла оторвала взгляд от приборов. Её карие глаза, обычно полные скептицизма, теперь отражали холодный свет фонариков. Она была астрофизиком, искавшим следы древних астрономических знаний в постройках предков. Она верила в числа, в углы, в прецессию равноденствий. Но не в магию.
Именно поэтому то, что происходило сейчас, сводило её с ума. Все её расчеты, основанные на работах археоастрономов, указывали: в эту ночь, в 3:33, южная шахта камеры, та самая, что указывала на Сириус 4500 лет назад, снова станет идеальным проводником. Но не для света. Для чего-то другого. Какой-то энергии.
– Время? – спросила она.
– 3:32.
Внезапно гранит под её ладонью завибрировал. Тихий, низкочастотный гул, идущий из самых основ пирамиды, прошел через кости. Приборы взбесились. Геомагнитное поле скакало. В воздухе запахло озоном, как перед грозой.
– Доктор, смотрите! – ассистент указал на шахту.
Из узкого туннеля, ведущего к звездам, повалил не дым, а… свет. Но не луч. Это была плотная, переливающаяся всеми оттенками лазурита и серебра субстанция, словно жидкая звездная пыль. Она вытекала в камеру, не растекаясь, а собираясь в центре, над пустым саркофагом.
Лейла, забыв о страхе, шагнула вперед. Её учёный ум кричал о невозможности, но сердце… сердце билось так, как никогда. В груди будто что-то отозвалось на этот свет. Легкое жжение, как от давно забытой раны.
Свет сгустился, образовав вращающуюся спираль. И в ней явились они.
Сцена переносится в «Джет-Нефер» – «Прекрасный Остров», невидимый измеренческий слой реальности, наложенный на Гизу.
Это был сад вечной весны. Деревья из аметиста роняли лепестки, светившиеся изнутри. По мраморным дорожкам струилась не вода, а жидкое серебро. Здесь воздух всегда был напоен ароматом лотоса и… печали.
