Глава 1: Отражение, которое помнит
Локация: Зазеркалье, Чертог Разбитых Обещаний.
Рожденная из вспышки камеры «Polaroid» она не имела имени. Точнее, у неё было то же имя, что и у оригинала, но здесь, в мире-наоборот, оно звучало как осквернение, как пошлый ярлык. Её знали как Эхо-Лию. Её фигура была слепком с реальной Лии – стройная, с гибким станом, но лишённая той мышечной памяти, что остаётся от настоящего труда. Её волосы, каштановый водопад, были идеальной копией, за одним жутким исключением – у самого виска, там, где у оригинала пролегала первая, едва заметная седина от пережитого кошмара с Марком, у неё вилась одна-единственная, ослепительно-белая, мертвенная прядь. Знак её ненастоящности, клеймо тени.
Её мир был собран из обрывков, выплеснутых сознанием Лии. Здесь была её комната: та же потертая кукла Мими с бездонными стеклянными глазами, тот же постер с полустёршимся рок-музыкантом. Но пыль на столе никогда не шевелилась, застывшая в изящных, неестественных спиралях. Заводные часы-ходики навсегда замерли, показывая 03:15 – час исчезновения Марка. За окном простиралась не улица, а бесконечная зеркальная пустошь, где висели, словной гигантские картины, миллионы застывших моментов из миллионов других жизней: чьё-то несказанное «люблю», чьё-то падение. Воздух был густым и безвкусным, им нельзя было надышаться, и в нём плавали тихие, безумные шёпоты.
Её единственные спутники – призрачные тени других «невыбранных» версий. Они скользили по залам Чертога, безликие и прозрачные, а их шёпоты сливались в постоянный, навязчивый гул, похожий на шум прибоя из забытых снов.
Но в отличие от них, она помнила. Не так, как помнят люди. Её память была кристально чистой, идеальной записью. Она помнила тепло солнца на коже оригинала, которого здесь не было. Помнила запах корицы и яблок от пирогов, который доносился из несуществующей кухни. Помнила соль настоящих слёз на губах и оглушительный смех Марка. От него не осталось даже эха, только зияющая тишина.
Она была единственной, кто часами стоял у своей «рамы» – проёма в собственную реальность, окна, через которое она наблюдала за жизнью своей двойницы. И с каждым днём в её холодном, зеркальном сердце копилась яростная, всепоглощающая тоска по той, настоящей, боли. Она жаждала шрамов. Она хотела плакать своими слезами.
P.S. Мы все носим в себе эхо не прожитых жизней, не сделанных выборов. Но что, если у этого эхо есть собственное сознание? Что, если ваша тень не просто следует за вами, а с завистью смотрит на ваши шрамы, мечтая о праве страдать по-настоящему?
