Пыль на Площади имени Вождя – того, что вырвал власть из рук многовековой монархии, да передал прямиком в лапы уголовных авторитетов – висела густым маревом. Смешивалась с выхлопами автобусов и тяжелым дыханием заводских труб. Безымянный сидел в медитативной позе – неподвижный и монументальный, как бронзовый идол напротив него.
Honda Gyro Canopy стояла рядом: древний, но надежный агрегат, символ свободы от бюрократических пут и автомобильных пробок, сансара на трех колесах. Пальцы механически перебирали четки из тормозного тросика и ржавых гаек на 10мм. Губы шевелились, выдыхая в пыльный воздух священный код нового времени: «Ом Мани Падме LOL». Динамическая медитация под двухтактный рев была его стихией. Но сегодня он сидел. Бунт против движения – высшая форма статики.
Мимо плыли сансарические тени. Каждая натягивала на реальность свой поношенный чулок понимания:
– Сектант! – шипела тетка с авоськой, набитой иллюзиями дефицита.
– Наркоман! – бурчал чиновничий зомби с галстуком-удавкой.
– Бомж! – фыркала девчонка с губами, накачанными гелем вечной неудовлетворенности.
Разлом. Из потока выделилось маленькое существо в синтетическом платьице цвета городского неба, девочка, лет восьми на вид. Глаза – два василька, проросших сквозь асфальт отчаяния. За спиной – эпическая битва двух миров:
– Она: Молодая самка Homo Consumerus, истекающая ядом телевизионных химер («Мальдивы! Машина!»). Голос – дрель по бетону надежд. Она явно не ведала, где сии Мальдивы, но свято верила, что лишь там достигнет желанной нирваны.
– Он: Самец Officus Exhaustus, сгорбленный под невидимым рюкзаком 140-часовой недели офисного рабства. Молчание – последний бастион перед крахом. Его единственное желание – тишина и холодная банка забвения «Жигулевское». Он жалел эту женщину, жалел дочь, жалел себя. И из последних сил цеплялся за хрупкое понятие "семья".
