Книга первая: Путь хранителя.
Пролог:
Холодный ветер с ледяных вершин Древнего хребта выл, словно раненый зверь. Он трепал плащ молодого Локена, заставляя его щурить еще не уставшие от веков мудрости глаза. Рядом, бесшумно шевеля серебристыми крыльями, стояла Дарелла. Её взгляд был устремлен в долину, где клубилась багровая пелена – не дым пожара, а сгусток чистой энергии Разрыва.
– Держится? – голос Локена сорвался на хрип. Он весь был сосредоточен на поддержании щита, дрожащего радужной плёнкой над их небольшим отрядом.
– Ещё момент, – ответила Дарелла, и её голос был мелодией, врезающейся в какофонию бури. – Элианор почти у цели.
Внизу, у самого эпицентра Разрыва, фигура в белых одеждах – верховная чародейка Элианор, прабабка Тома – подняла над головой тот самый предмет, что будет назван Книгой. Но тогда это был просто сияющий артефакт, сердце магии их мира.
– Она не сможет его закрыть! – крикнул кто-то из магов. – Реальность рвётся!
Элианор обернулась. Её лицо, искаженное болью и напряжением, на мгновение встретилось взглядом с Локеном. И в этом взгляде он прочитал не страх, а бесконечную грусть и… решение. Решение, цену которому они все тогда еще не осознавали.
– Она жертвует связью! – прошептала Дарелла, поняв первой. – Она отсекает наш мир от её личной реальности! От дома!
Раздался звук, которого не должно было существовать – звук лопающейся паутины судьбы. Яркая вспышка света поглотила Элианор, а затем сжалась в маленькую, тлеющую точку – в Книгу, которая упала на выжженную землю. Багровая пелена исчезла. Воздух застыл. Разрыв был залатан. Ценой одного мира для одной женщины.
Локен подошёл и поднял Книгу. Она была тёплой и словно живой.
– Она выбрала нас, – сказала Дарелла, подходя к нему. На её щеке блестела слеза. – Она выбрала весь мир, но потеряла свой.
– Мы сохраним это, – твёрдо пообещал Локен, сжимая переплёт. – Мы создадим место, где такие жертвы больше не понадобятся. Академию. И однажды… возможно, мы найдём способ вернуть долг.
Он посмотрел на пустое место, где только что стояла Элианор. И впервые за долгие годы войны почувствовал не тяжесть потери, а тяжесть ответственности за будущее, которое им предстояло построить на этом шраме реальности.
