Тысячелетие… Целая вечность, вместившая в себя расцвет и становление новой цивилизации. Тысяча лет мира, которые последовали за Великой Жертвой, стали золотым веком для Сферы. Цивилизация Наследников, выросшая на прочном фундаменте памяти о бессмертном подвиге Элиана, Кэлена и Лиры, достигла такого невиданного расцвета, что сами основатели, наверное, с трудом бы в это поверили. Знания, бережно собранные и приумноженные в стенах Великого Мемориала, свободно текли между мирами, подобно живительным сокам по ветвям гигантского дерева, порождая удивительные, немыслимые ранее технологии и прекрасные, трогающие душу искусства. Казалось, что Сфера, измученная бесконечными войнами и угрозами, наконец-то обрела свой долгожданный, выстраданный покой и может вздохнуть полной грудью.
Но самые глубокие и прочные миры иногда дают трещины в самых неожиданных местах. Старый, седой садовник, многие годы ухаживавший за знаменитой Рощей Миров в далёком секторе Ориона, первым заметил тревожную странность. Величественное Древо Времени, чьи древние, могучие корни уходили в самую основу реальности, начало ронять на идеально подстриженный газон не спелые, налитые соком возможностей плоды, а какие-то сморщенные, недоразвитые и горькие на вид завязи. А небо над Рощью, обычно сияющее мягким светом, иногда, всего на мгновение, становилось идеально, абсолютно чёрным – не уютной темнотой ночи, а пугающим, леденящим душу отсутствием чего бы то ни было, зияющей пустотой, в которую страшно было смотреть.
В это же самое время Аэлендра, последний и вечный страж у Треснувшего Зеркала, чьё сознание было неразрывно связано с пульсом Сферы, почувствовала, как незаметно, но неумолимо изменился едва уловимый шёпот Бездны, доносившийся из-за границы. Прежняя, знакомая угроза, холодная, неумолимая и логичная, сменилась на что-то совершенно иное – на тихое, почти печальное, полное какой-то космической тоски ожидание.
И тогда, в один, ничем не примечательный день, по всем без исключения коммуникационным сетям Сферы, через гиперпространственные каналы и тончайшие ментальные связи, пронеслось, подобно эху, странное сообщение. Оно не содержало угрозы или требования. Оно состояло из одного-единственного слова, повторённого на всех языках – существующих, забытых и тех, что только предстояло изобрести:
*Простите.*
-–
Молодой, но невероятно пытливый архивариус Терин, дни и ночи напролёт проводивший в священных залах Великого Мемориала, изучая древние, потёртые временем записи самого Элиана о загадочной природе Инженеров Пустоты, однажды наткнулся на странное, не укладывающееся в общую картину несоответствие. Во всех официальных отчётах, докладах и научных трактатах говорилось об их бездушном, маниакальном стремлении к порядку, простоте и тотальному контролю. Но в одном из самых ранних, почти истлевших свитков, сделанном рукой молодого Элиана ещё до падения первой Башни Молчания, архивариус вёл пространную, полную размышлений запись о «следе великой, вселенской печали», который он смутно ощутил при самом первом, мимолётном контакте с их коллективным сознанием.
