Пролог. Последний сон Финна
Ветер выл тысячью голосами, и каждый был его собственным. Финн бежал по бесконечной лестнице из черного стекла, уходящей в багровое, беззвездное небо, его сердце колотилось о ребра, как птица в клетке. Финн не помнил, как попал сюда. Одно мгновение – он стоял в заброшенном особняке, сжимая в руке серебряный кинжал. Следующее – этот бесконечный кошмар.
Впереди на площадке лестницы стоял Он. Тот, кого Финн называл Онейр. Не демон из страшных сказок, а человек в темном пальто, с утомленным лицом и глазами цвета старого виски, но здесь, в этом месте, его фигура мерцала, словно мираж. Иногда за его спиной проступали тени огромных, безмолвных крыльев.
– Довольно, Финн, – сказал Онейр. Его голос был тихим, но разносился эхом по всему ландшафту сна. – Ты не сможешь взять силой то, что можно получить только даром.
– «Слеза Морфея» должна быть моей! – крикнул Финн, останавливаясь и пытаясь отдышаться. Воздух был густым, как сироп, и пах пылью и одиночеством. – Она вернет их! Она вернет моих родителей!
Эта мысль грела его сердце, как раскаленный уголь. Смерть, несправедливая и внезапная. Пустота в доме. Слезы сестры, которую он поклялся защищать. «Слеза Морфея» – легендарный артефакт, капля застывшей магии сновидений, способная переписать реальность. Она могла стереть тот роковой день – Финн знал это.
Онейр покачал головой, и в его взгляде читалась не злоба, а бесконечная, копившаяся веками грусть.
– Она не воскрешает мертвых, мальчик. Она лишь погружает тебя в сон, где они живы, и однажды ты перестанешь понимать, где сон, а где явь. Это сладкая пытка. Я не позволю тебе совершить это над собой.
– Ты не имеешь права решать за меня! – Финн с рыком ринулся вперед, но бой был бессмысленным. Он атаковал кинжалом, но его лезвие проходило сквозь плоть Онейра, как сквозь дым. Демон сновидений не отступал и не контратаковал. Он просто стоял, а мир вокруг них менялся.
Стеклянная лестница поплыла, исказилась и превратилась в уютную гостиную их старого дома. Под ногами заскрипели знакомые половицы, в воздухе висела пыль, золотящаяся в свете торшера. Пахло яблочным пирогом, как в те воскресные вечера, что навсегда остались в прошлом. У камина, в своих любимых креслах, смеялись мама и папа, их лица были такими ясными, такими живыми. Сердце Финна сжалось от невыносимой боли, словно его грудь перетянули колючей проволокой. Он знал, что это ложь, но так хотел верить, хоть на секунду.
