Сначала Вера услышала шум.
Он был неправильным. Слишком близким, слишком громким, слишком живым. Словно кто-то включил телевизор на максимум, а потом вылил все голоса ей прямо в уши.
– Эй, смотри под ноги!
– Я первой стояла!
– Свежий хлеб! Горячий, как сердце твоей жены!
Запах ударил следом: кислый, пряный, дымный, сладкий, все сразу. Вера закашлялась, открыла глаза – и поняла, что лежит на камнях.
Камни были жёсткими, холодными и местами липкими. Над ней тянулось чужое небо – не светло-голубое, к которому она привыкла, а выцветшее, жёлтое, в дымке. Краем зрения она заметила деревянные навесы, лоскуты ткани, чьи-то ботинки, подол грубой юбки, руку с корзиной.
Она резко села.
Мир качнулся, как старый автобус на кочке.
Вера машинально потянулась к карману за телефоном – и нащупала пустоту. Ни телефона, ни джинсов. Вместо привычной одежды на ней был какой-то выцветший серый сарафан, грубую ткань которого неприятно царапала кожу, и льняная рубаха с широкими рукавами.
– Вставай, – сказала над ней женская, раздражённая. – Тут не место валяться.
Рядом стояла торговка – невысокая, плотная, с красным лицом и руками, посыпанными мукой. На Веру она смотрела так, будто та специально выбрала самое неудобное место, чтобы умереть.
– Я… – Вера сглотнула. Голос звучал чужим, хриплым. – Простите. Я… упала.
– Сама вижу. Поднимайся, пока стража не заметила, – буркнула женщина и уже отвернулась к своим буханкам.
Вера осторожно поднялась на ноги. Голова кружилась, в груди что-то стучало – страх или сердце, она не была уверена.
Она огляделась.
Рынок. Настоящий, как в исторических фильмах, только без камеры и монтажёров. Ряды лавок, грубо сколоченные прилавки, вёдра с рыбой, связки лука, ткани, бочки. Люди – в длинных рубахах, сарафанах, плащах, с корзинами, кувшинами, мешками. Ни одного телефона, ни одной машины, ни кабеля под ногами. Только грязь, камни и солома.
Где-то вдалеке протрубил рог.
– Что за реконструкция?.. – прошептала она, но сама не поверила в эту версию.
Слишком… настоящее. Слишком тяжёлый запах дыма и пота, слишком натуральный хруст под ногой, когда она неосторожно наступила на куриную кость.
Кто-то толкнул её в плечо.
– Да пошевеливайся же, девка! – рявкнул мужчина с корзиной картофеля. – Проход загораживаешь!
Она машинально отступила в сторону. Люди текли вокруг плотным потоком, не замечая её больше чем бочку или столб. От этого становилось только хуже.
Так. Спокойно. Просто дыши.
Она попыталась вспомнить последнее, что было «до». Там, где должен был быть вчерашний вечер, проваливалась серая, липкая пустота.
