Настя с мужем вернулись с барщины поздно вечером. Наступившие сумерки принесли долгожданную прохладу. Необычайно жаркий апрель хотя и радовал душу, но физический труд в такие дни требовал много сил. Закончился последний день рабочей недели. Завтра же выходной – воскресенье. Утром они пойдут в церковь, а вторую половину дня займут домашние дела. Поэтому нужно затопить баню, смыть недельную грязь и усталость тела. Муж пошел кормить скотину, которая почуяла их и настойчиво требовала еду. Настя поспешила доить зовущую ее корову. Затем сбегала и затопила заранее заготовленную баню. Дома они молча и наспех поели. Баня истопилась быстро. Муж наскоро ополоснулся и пошел в избу. За десять лет их совместной жизни он так и не смог полюбить баню. Настя же осталась. В бане она могла находиться часами. Торопиться ей было некуда. Детей у них не было. Да и муж частенько засыпал, не дожидаясь ее возвращения.
Она плеснула воды в каменку, взяла заваренный веник и залезла на полок. Хотела было уже париться, но вдруг в ужасе замерла. Что тогда она почувствовала? Наверное, жуткий ужас. Никогда ей не было так страшно, как в тот первый раз. Ей тогда показалось, что ее банька находится где-то очень далеко от дома, а вовсе не во дворе стоит. И летит она куда-то вместе с ней в бездну. Настя взглянула в оконце, но там ничего не было видно, только мрак. Хотелось кричать, но кричать она почему-то не стала. Может ужас сковал, может что-то другое. Ей показалось, что если бы она и заорала, ее голос потонул бы в бездонной пустоте.
Был он маленького роста, словно ребенок лет десяти, но широк в плечах. Тело его было покрыто густой порослью волос. Был он в чем мать родила, без порток, между ног висел его уд и был он внушительных размеров. На лице была длинная черная борода, как у батюшек. Нос картошкой. А вот глаза! Глаза горели огнем. Они были очень живые и прожигали насквозь. И дураку было понятно, что он не только не местный, а вовсе и не человек, и уж точно не из их мира.
– Звала, – спросил он. Посмотрел ей между ног и принюхался.
– Нет,– ответила она и прикрылась веником.
– А это зачем тогда, – указал он на травы, висевшие в бане для аромата. – В полнолуние срезала и сюда повесила?
– Люблю я запах полыни, конопли, я их и в другие дни вешаю. Днем-то некогда собирать, а при зрелой луне видать, как днем. Простите, я не знала, что они вас вызывают.
– Мне уйти? – спросил мужичок и посмотрел на нее внимательно.
– Да раз уж пришли, и я тому виновница, оставайтесь.
– Это хорошо, – он присел на лавку и продолжил, – а то давно меня не звали. Сейчас уже не вспомню, когда последний раз это было. А ты красивая. В моем вкусе, манда у тебя сладкая – отсюда чую. А то, бывает, вызовет, а не мила она мне. И отказывать неудобно. Или бабки на старости лет пошалить любят. Ну да ладно. Говоришь, не умышленно – верю. Только трав-то мало, дрова откуда?
