О, какой пышной, ослепительно прекрасной была кавалькада герцога, прибывшего в наш город! Как грациозно танцевали под всадниками великолепные кони, покрытые алыми попонами с золотым позументом! А сами всадники! Роскошь нарядов свиты поражала воображение – шелка и бархат, жемчуга и рубины; а эти доспехи, сверкающие серебром и золотом! Сам же герцог был одет бесподобно – в малиновом бархатном костюме, расшитом драгоценными камнями, с золотой герцогской цепью на шее, в накидке, подбитой мехом горностая; его тучная фигура и обрюзгшее лицо старого любителя всяческих излишеств как-то терялись в обилии шелков, мехов и побрякушек.
Толпы горожан – жадные до зрелищ зеваки – приветствовали правителя на пути к его резиденции. Под звуки труб, флейт и рожков герцог и его приближенные проследовали самой красивой дорогой города к Дворцу герцога, и восторженная толпа тысячами ртов шептала: «Вот это да! Смотри, смотри!». В самом деле – было на что посмотреть!
Тысячи глаз жадно взирали на роскошь кавалькады – но никто не видел янтарных глаз полосатого кота, наблюдавшего за блестящим шествием из чердачного окна старой аптеки.
А неделю спустя, на закате солнца, дверной молоток означенной аптеки возвестил о прибытии гостя.
Гость этот оказался молодым человеком, весьма красивым и недурно одетым, хотя и в черные цвета – и, судя по всему, убитым горем. Голова его была низко опущена; не замечая ничего из того, что его окружало, он выложил на прилавок золотой дублон и сказал кратко:
– Яду.
И, не поднимая глаз от стойки, стал ждать, когда изможденная старческая рука аптекаря жадно вцепится в его монету, а сам старикашка аптекарь, кряхтя и вздыхая, подаст ему роковую склянку. Но так как дублон продолжал лежать на стойке, незнакомец приподнял голову, и, вместо старикашки, обнаружил юношу с тонким красивым лицом. Маттеус – юный хозяин аптеки – покачал головой и сказал с извиняющейся улыбкой:
– Сударь, я не торгую ядами.
Гость нервным жестом достал бархатный, расшитый бисером кошелек, и высыпал кучу золотых монет.
– Этого хватит?
Маттеус посмотрел на золото с сожалением, затем сделал рукой жест, словно отталкивающий деньги.
– Сударь, я понимаю, что вам очень нужен яд – но я не в силах продать вам то, чего у меня нет.
– Ну так приготовь! Свари! Наверняка ты знаешь толк в снадобьях – неужели тебе трудно… Или ты так боишься запрета герцога?
Улыбка Маттеуса была светла и безмятежна, как улыбка ангела.
– В моем гримуаре про яды ничего не сказано. Я не помогаю тем, кто ищет смерти – ни для себя, ни для других – так завещала мне моя прабабушка.
