Дернув за дверную ручку и обнаружив туалет запертым, седоволасая женщина нахмурилась и прокричала:
– Володя, ты что там делаешь? Ты опять занимаешься ЭТИМ? А ну-ка, открывай, маленький засранец! Сейчас отцу все расскажу, он тебе быстро руки поотшибает. Открывай немедленно!
Послышался шум сливающейся воды. Неугомонная женщина продолжила стучать в дверь.
– Володя!
– Уйди, ма! – прокричали из туалета.
Женщина, будто удовлетворившись ответом, удалилась.
Она меня не видела. Не видела, как я стоял в коридоре и ждал своего друга, заскочившего домой в туалет точно не по той причине, в какой заподозрила его мать. Нам было по шестнадцать лет. Вова учился в ПТУ, где молодые люди взрослели быстрее, чем в школе, а я заканчивал десятый класс, и по-прежнему чувствовал себя ребенком. Даже в тот день, когда я стал свидетелем столь странной сцены, мы собиралась идти на стадион и, как в старые добрые времена, играть в мяч. Нам обоим это еще было интересно.
Вова вышел из туалета через пару минут. Вид у него был неважный. Хорошее настроение исчезло. Взамен появилось нечто говорящее об обиде.
Бросив брезгливый взгляд в сторону гостиной, он начал обуваться.
– Ты закончил? – крикнула из комнаты женщина.
– Ма, отстань!
– Я спрашиваю, ты закончил?! – повторила она. Голос ее был скрипучим и требовательным. – Я хочу знать, какое полотенце отправлять в стирку. Или случилось чудо, и ты потрудился сделать это сам?
– Вот достала, – пробубнил Вова, повернувшись к стене.
Его взгляд метал искры, зубы скрипели. И даже не привыкший подмечать в людях подобные вещи, понял бы, насколько он зол.
Чуть позднее я узнаю, что в жизни все так и происходит. Сначала наступает обида, потом накатывает злость. Я не стал исключением. С той же последовательностью негативные чувства воспылали и во мне, только, в отличие от Вовы, мое лицо никогда ничего не выражало. Наверное, поэтому меня и не любили девушки.
Мы вышли из квартиры, а женщина все еще кричала ему вслед. Про полотенце, про отца, про совесть, про то, что он засранец и, если не перестанет заниматься онанизмом, то в скором времени у него на руках вырастут волосы, а на голове, наоборот, выпадут. Я никогда не спрашивал, бьет ли его отец за то, чем занимается каждый подросток, но, по всей видимости, Володя был не из тех, кто скрывал следы своих увлечений, и не из тех, кто внимал проклятиям родителей. В том возрасте я еще тоже не знал, каким запретам верить, а каким нет. И когда что-то очень хотелось, я делал, а когда не хотелось, не делал. Вот и Вова поступал так же, и, как и я, не любил об этом говорить.
