I
Генерал Георгий Иванович Бреев прохаживался по просторному кабинету, думая о своем брате, участвующем в комиссии по внесению поправок в Конституцию России. «Ну, Григорий Иванович, не подведи! – говорил он. – И о моей просьбе не забудь!..» Оба они, имевшие разных отцов, – так распорядилась судьба, – были Ивановичами и в чем-то похожими именами и даже фамилиями: младший был Бодреев. Отец Бреева, коренной москвич, был назначен прокурором в одну из северных окраин, в Ненецкий автономный округ, где героически погиб, оставив жену с малолетним сыном. Там он и был похоронен. Бреев не раз посещал те края, места своего детства, и даже пережил бурный роман. Брат Григорий, сын известного конструктора подземных комбайнов, появился на свет на десять лет позже, в Норильске. Сейчас ему не было и тридцати, но он уже был известным специалистом, работал в арбитражном суде, имел ученое звание доктор юридических наук. Учился он у знаменитого профессора Митина, и с группой ученых внес предложение о внесение в основной закон статьи, исключающей передачу российских земель иноземцам на каких бы то ни было условиях. И вот он, Георгий, попросил брата поспособствовать включить в проект конституции некоторые дополнения о защите северных шельфов, показавшиеся ему очень важными: чтобы все земли России считались открытыми местными народами с русской душой – душой, изначально воспитанной на справедливости и уважении ко всем людям. Чтобы ни один потенциальный интервент не посмел бы даже заикнуться о том, что если бы он пришел на земли российских народов прежде русских, то эти земли сейчас же стали бы английскими, голландскими, шведскими и прочими, и все были бы счастливы. Ничего подобного! Известно ведь, что натворили эти завоеватели, как ненасытные волки и гиены, охватив кровавым воем бескрайние просторы индийских и индейских цивилизаций, – истерзали многие миллионы душ коренных племен. И вот теперь нацелились на народы России: в отчаянной попытке урвать хоть что-то издалека, не надеясь на победу в открытой войне с державой, имеющей не только ядерный щит, но и супербыстрый ядерный кинжал. Он вспарывает брюхо мгновенно, от плеча до пояса, без всякой надежды зверя: «Авось да пронесет!»
«Эх, если бы чуточку раньше!» – подумал Бреев. – Хотя… Возможно, как раз эта статья о неприкосновенности российских земель по всему ее шестидесяти тысяч километровому периметру и переполошила так западников, послужив спусковым механизмом. Мир вновь огласил жуткий вой: дьявол наживы за чужой счет увидел, что Россия огораживает себя капканами, и наслал на нее целую орду новых бесов, строящих козни под хитрыми личинами «желания России добра» и даже «патриотизма». От того-то сейчас для них, как создавалось впечатление, и не существовало никаких преград. А под шум о внесении поправок в конституцию предъявлялись претензии: что в России, мол, нет ничего русского, нет и самого государства Российская Федерация. Иные, объявив себя патриотами, обвиняют правительство, что не обращает себе в пользу десятки миллионов жертв россиян, тогда как о каждом погибшем можно было бы сделать кровавый документальный фильм, а обо всех битвах создать множество не менее кровавых киноэпопей. Этой справедливости, якобы, требует западный мир, в то время как сам этот мир ревниво следит за тем, чтобы нигде и ни при каких условиях не создавалось картин массовой гибели его собственных солдат. Пролитая кровь западного солдата священна, и память о ней не должна опошлять чуждая, вражья слеза. Появились патриоты, считающие истинными россиянами только погибших в боях и умерших в бесконечной нужде поколений. Но оттого, что среди живых «истинными» посчитали лишь тех, кто, наконец, научился жить легко и без совести, нетрудно догадаться, какие силы стоят за такими «патриотами». Вместе с тем, возникло множество движений потомков умерших в России иностранцев, претендующих на владение разными ее территориями. Особенно тех потомков, чьи предки служили династическим дворам, открывали новые земли, острова и моря. Среди них неожиданно всплыла и фамилия Морганов, подающих пиратское прошлое своих предков, как задание английского двора навести в мире порядок, включая Россию. Приводились убедительные примеры, поднявшие на ноги весь ученый мир и разделивший его надвое: на русофилов и русофобов. «Да, имело место, – убеждали русофобы, – когда Генри Морган, известный кровавый корсар, был назначен губернатором Ямайки и навел вокруг порядок, разбив и в море все пиратские корабли». «Ладно еще не забываете о том, что душа человека просит справедливости, а не зла! – наивно вступали в дискуссии русофилы. – Еще хоть в чем-то ищете оправдание, хоть чем-то стараетесь прикрыть свершенное зло, значит, не все потеряно!» – «Да, но какие основания имеют Морганы претендовать на северные земли от Беломорья и на восток, через земли ненцев и всех прочих до самых чукчей?!» – вступали в спор другие, озвучивая новую порцию вброшенной чуши, и тем подливая масла в огонь, еще более все путая и усложняя. Это означало, что подготовка пиратского нападения на Россию по всем фронтам явно началась. Систематически объявлялись Дни западного землячества, проводимые теми, кто учился за пределами России, кто теперь отрицал национальные ценности, отечественные дипломы и свидетельства об образовании. Все это была «пена», «пятая колонна», она была не страшна России; но все шире это вовлекало в свою сферу работу всех служб государственной безопасности.
