Севастопольский журнал
… Я понял, что параллельно с нашим существуют другие, неведомые нам миры, и ни один учебник не может объяснить, какие они и откуда взялись. Думаю, что лучше всего забыть, что они есть. Если, конечно, удастся.
Стивен Кинг
«Если бы этот мальчик остался жив, не нужны были б ни я, ни Достоевский»
Л.Н.Толстой
Глава 1
11 июля 1840г. Северный Кавказ, 41-я верста к юго-западу от крепости Грозная.
… Перед глазами словно блеснула молния. Уклонившись от удара горской шашки, я встретил следующий клинком своей, зазвенела сталь. «Наверняка тоже гурда, по звуку похоже» не к месту промелькнуло в голове, но рука уже крутила мой любимый финт, который показал мне однажды старина Монго, а тому в свою очередь наш дядя Афанасий. До совершенства я довёл его в кавалерийской школе. Там мы с моим приятелем Мартыновым любили попрактиковаться с саблями, и вот пригодилось …
Вылетевший из руки чеченца клинок сверкнул на солнце. Куда он улетел смотреть было некогда – горец не растерялся и, мгновенно вырвав из ножен кинжал, словно дикий барс, с криком «Алла!» прыгнул на меня, целясь своим оружием в грудь. Старый приём – быстро разорвать дистанцию и поразить противника коротким клинком, сабля и шашка при этом бесполезны – враг слишком близко, а для этих видов оружия нужно пространство. Ну, это если считать оружием только острые лезвия, а рукоять на что? И, увернувшись от кинжала, который всё-таки слегка, как мне показалось, задел мундир, я ударил своего врага в висок пяткой эфеса шашки. Удар оказался довольно силён, и чеченец рухнул на камни. «Скоро очнётся», – пронеслось в голове, – «Надо бы добить – в войне с горцами не до сантиментов. Этот джигит дорезал бы меня, не задумываясь».
Я огляделся – сражение подходило к концу. Горцы, подхватив своих раненых товарищей, отходили к лесу. Сил преследовать их у нашего отряда не было. Вокруг лежали окровавленные тела, раздавались стоны и мольбы о помощи на двух языках. Даже не на двух – неподалёку лежал в позе ребёнка в материнской утробе молодой прапорщик в окровавленном мундире и звал эту самую маму, по-французски. Я прислушался – у мальчика был хороший гувернёр, скорее всего француз из бывших пленных двенадцатого года.
В глазах помутилось и всё вокруг заволокло пеленой будто туманом и закачалось, словно я опять плыву на той лодке из Тамани …
– Вашбродь! Что с вами? Вы ранены?
Казак из моего отряда, соскочив с коня, подхватил меня под локоть.
– Эко вас!
Пелена спала с глаз, и я осмотрел себя – мундир на груди был вспорот, на сукне проступили кровавые пятна. Сняв его с помощью казака, я увидел, что всё не так уж и плохо – кинжал лишь слегка поцарапал грудь и, хотя из раны сочилась кровь, но всё могло статься гораздо хуже, если бы не … мой фамильный талисман, тот самый портрет, что в нашей семье называли
