Белый мир пуст. Я шел бесконечно долго, не замечая ничего, пока не наткнулся на пень сгоревшего дерева. Занесенный снегом, он был незаметен, и я с размаху ударился ногой. Я, словно проснулся от бесконечного сна. Вначале подумал, что это камень, но раскопав сугроб голыми руками, был сильно удивлен и обрадован черными углями. Взволнованный, огляделся, всматриваясь в белую пустоту.
Яркое солнце до боли слепило глаза, обычно неосмысленно скользящие по ряби сугробов, по их волнистой структуре тонких давно застывших снежных струек, взволнованных когда-то ветром. Когда-то порывистый, ветер вызывал у меня слезы. Это было невероятно давно. Теперь, ветра либо не было вовсе, либо он стал очень маленьким и тихим. Я всматривался то в снег, то в синее небо, пытаясь отыскать что-нибудь другого цвета, или формы. Впереди мне мерещились черные вертикальные линии. Я почти ослеп от белого света, бредя по нему целую вечность. Солнечные гало в моих глазах пульсировали и вращались. Я боялся, что черные пятна могут быть следствием усталости и прожженной сетчатки, но, все же, поворачивая голову в другие стороны, я убеждался, что там их нет.
У меня появилась надежда найти впереди обугленную рощу. Я быстро зашагал по белому полю. Шел я, постоянно оборачиваясь и фокусируя взгляд на чернеющей верхушке пня, боясь потерять ее, ведь это был первый не белый объект на Земле, замеченный мною на протяжении многих столетий, а то и тысячелетий.
Все случилось очень давно и осталось густым неясным туманом в моей памяти. Мир разделился на три: бело-синий – мир неба; белый – мир снега; черный – сгоревший мир прошлого, захороненный под бездонными сугробами. Высоко над новым миром все также светило Солнце, надев на себя девять венков радужного гало. Событие, разделившее До и После я не помню. До – сказочная рутина обычных забот, работы, людей. После – я, идущий без смысла и конца по белой пустыне. Я не умираю от голода и холода, но мучительно чувствую их. Мои ноги царапаются о твердый наст, но я иду босой. Мои глаза режет Солнце, отражаясь от снежного панциря… Просто надолго сомкнуть веки я не могу… Для меня остались два удовольствие, первое – давать отдых глазам, погружая их во мрак, например, закрывая руками или зарываясь в снег, второе – давать пищу скуке, находя что-то кроме белой пустыни. Второе удовольствие я не испытывал бесконечно давно…
В целом, жизнь представляется мне больше мукой, чем радостью. И одна из самых важных свобод – возможность умереть, отобрана у меня. Как я уже отметил, холод и голод не лишали меня жизни, а предметов, чтобы сделать это самому я не находил в снежной пустоте. Каждый шаг сближал меня с этим безликим миром, стирая оставшуюся краску с моего внутреннего космоса. Смерть же превращалась в несбыточную мечту.
