Глава 1. Тишина после бури
Она помнила дождь.
Настоящий дождь, из воды, что стекала с неба тяжёлыми, холодными каплями, от которых некуда было спрятаться. Она помнила, как вода смешивалась с грязью, образуя липкую жижу, и как ветер выл в разбитых окнах полуразрушенных зданий. Помнила запах – затхлый, сырой, с примесью дыма и чего-то невыразимо горького, того, что остаётся после взрывов и смерти. Это была память не разума, но всего существа, вшитая в самую глубь её сознания, как шрам, который никогда не исчезнет, даже если кожа над ним стала идеально гладкой.
Теперь дождей не было. Вернее, они были, но лишь тогда, когда того желали. Власть над стихиями стала такой же обыденной, как когда-то включение света в комнате. Мириам Арен стояла у края Млечного Пути, если у такого понятия, как «край», вообще могла быть физическая проекция. Перед ней простиралась бездна, усыпанная алмазной пылью миллиардов звёзд. Ни холода, ни страха высоты, ни головокружительного ужаса перед бесконечностью она не чувствовала. Её тело, перестроенное на уровне квантовых связей, было гармонично вписано в ткань реальности. Оно не противостояло вакууму, а становилось его частью; не боролось с радиацией, а поглощало её, трансформируя в чистую энергию.
Она была одной из первых. Из тех, кого когда-то, миллиардолетия назад, назвали Этернами – Вечными. Имя «Мириам» она взяла себе в эпоху Великого Перехода, отбрасывая старое, полное боли и страхов. Оно означало «возвышенная», «чистая». Фамилию – Арен – она образовала от древнего слова, означавшего «песок». Песок, что состоит из бесчисленных зёрен, каждое из которых когда-то было скалой; песок, который ветер времени перестраивает снова и снова, создавая бесконечные дюны бытия.
Её разум был спокоен. Волны беспокойства, зависти, гнева, жадности – всё это ушло в далёкое прошлое, как уходит детская болезнь. Эти эмоции были изучены, поняты, интегрированы и, наконец, превзойдены. Они стали подобны аппендиксу – рудиментом, ненужным органом в усовершенствованной системе. В обществе Этернов царила доброта. Не та показная, вымученная добродетель, что рождается из страха или желания понравиться, а глубокая, органичная потребность созидать, помогать, понимать. Это было так же естественно, как дышать.
Но именно в этой совершенной тишине разума и начал рождаться тот едва уловимый шум, который тревожил её сейчас. Шум пустоты.
Она мысленным усилием вызвала перед собой образ родного мира, вернее, того, что от него осталось. Земля давно перестала быть колыбелью. Она стала парком, музеем, местом паломничества. Её атмосфера была идеально отрегулирована, экосистема восстановлена с ювелирной точностью, даже континентам вернули очертания, которые они имели в эпоху расцвета человечества до Великого Распада. Но в этом и была проблема. Всё было слишком идеально. Слишком… тихо.
