Еще с детства моя привычка вызывала раздражение окружающих: просыпаясь, я продолжала лежать с закрытыми глазами, чтобы морально подготовиться к новому дню. Каждое утро я пыталась придумать причину, по которой мне не стоило бы вообще вставать с кровати, но реальность никогда не была на моей стороне.
– Она дышит, а значит в порядке. Эти студенты никогда не научатся вести себя подобающе, ― раздался сбоку мужской голос.
Стоп. Мужской? Когда это я успела впустить к себе в квартиру мужчину? И что значит «она в порядке»? И какие еще студенты? Пытаюсь дышать ровно, не выдавая своего пробуждения, а сама прислушиваюсь, ведь явно этот кто-то говорит не со мной.
– Мистер Голд, вы видите ее руку? Она светится! ― раздраженно произносит женский, скрипучий голос.
Вот черт, они заметили мою отметину. Мои родители бросили меня, когда я была еще ребенком, а все потому, что на правой руке чуть выше локтя на моей коже с рождения красовался уродливый рисунок непонятно чего. По крайней мере такую причину называли все, кому не попадя, не забывая ткнуть меня в мою уродливость. И ладно бы просто дефект, но он время от времени начинал сверкать, будто приклеенная картинка. Фриков, увы, не любят, что мне прекрасно доказала моя никчемная одинокая жизнь.
– Я прекрасно вижу то же, что и вы, профессор, ― в тон женскому голосу ответил мужской. ― И вы не хуже меня знаете, что это невозможно.
– Конечно невозможно, у нас коллективные галлюцинации, ― к двум незнакомым голосам подключился третий. Молодой и непонятный: мужской он или женский.
– Ох, помолчите мистер Ролбрейн!
О, мужской все же. Возможно ли такое, что я сплю? И это странный сон? Лежать в одном положении еще и делать вид, что я в отключке – такое себе удовольствие. И мне становится все труднее сдерживать свое дыхание.
– Мисс, мисс, вы слышите меня? ― кто-то бесцеремонно треплет меня за плечо.
Cдаюсь, так уж и быть, все равно разобраться придется. Открываю глаза и смаргиваю пелену. Три озадаченных лица склонились надо мной, а я не могу узнать ни одно из них.
– Что… кто вы такие? ― хриплю, еле размыкая сухие губы.
Мужчина лет сорока с проседью на виске прищуривается. Я машинально хватаюсь за руку, стараясь скрыть свое уродство, клеймо, пятно из-за которого все беды приклеивались ко мне с невероятной скоростью.
– Милочка, из какого вы корпуса? ― спрашивает старая женщина с невероятно белоснежными волосами.
– Корпуса? ― непонимающе уставилась я на нее. ― Я живу в обычном квартале, никаких корпусов там нет!
Я резко подскакиваю, стараясь справиться с внезапно возникшим головокружением и оглядываю помещение. Или меня кто-то удачно долбанул по голове, или я просто сошла с ума. Круглая комната, обставленная в лучших традициях средневековых времен. Не то чтобы я разбиралась в прошловековых временах, но фигурные факелы на каменных стенах, ажурные свечи, свисающие с потолка и массивные деревянные столы, светящиеся… стоп! Светящиеся? Я даже подалась вперед, чтобы убедиться, что зрение меня не подводит. Стол, наполненный старыми бумагами – а-ля пергамент – излучал слабое сияние, словно внутри него находился сгусток света. Я покрутилась на месте, замечая такие детали, как вывешенные портреты старцев, широкие стеллажи с ветхими книгами, и троих людей, разодетых в странные одеяния.
