Дым костра был жидким и прозрачным, словно стыдился, что не может как следует согреть. Он поднимался в застывший воздух, смешиваясь с запахом ржавого металла и влажной земли – вечными ароматами нового мира. Трое уцелевших сидели вокруг огня, но тепло не доходило до них. Оно застревало где-то на полпути, отскакивая от невидимой стены, возведённой между ними.
Прошло три месяца. Три месяца с того дня, когда их дом перестал быть крепостью и стал саркофагом, укутанным в пульсирующую плоть «Излома». Три месяца с тех пор, как Мая стала частью этого саркофага.
Разель сидел, сгорбившись, спиной к другим. Его взгляд был прикован к собственной правой руке. При тусклом свете углей было видно, как под кожей медленно, в такт несуществующему сердцу, пульсировали тонкие серебристые нити. Мутация. Наследие «Катализатора». Подарок, за который он отдал бы всё, чтобы вернуть его обратно. Его пальцы сжались, и раздался тихий, металлический шелест. Он не плакал. Слёзы высохли неделю назад, оставив после себя нечто твёрдое и холодное, как шершавый обсидиан. Он не просто поклялся отомстить. Он пообещал вернуть то, что у него отняли. Вырвать из самой пасти чудовища.
Марина обходила лагерь – небольшое, наскоро укреплённое пространство внутри заброшенного цеха, который они окрестили «Кузней Надежды». Её шаги были бесшумными, а взгляд – пристальным, выискивающим любую щель в обороне, любую тень, таящую угрозу. Она проверяла патроны, щёлкая затворами, пересчитывала скудные запасы консервов, коротко и ясно отдавала распоряжения горстке уцелевших из «Надежды». В её глазах не было паники, лишь холодная, отточенная решимость. Она стала скалой, о которой разбивались страх и нерешительность.
Подойдя к Велесу, она сказала без предисловий, обводя рукой тёмный, заваленный хламом цех: – Здесь мы сгниём. Нам нужны союзники. Или оружие, которое может разорвать эту паутину. Настоящее оружие.
Велес сидел у самого края света, отбрасываемого костром. Он смотрел не на огонь, а в темноту за его пределами. Его руки лежали ладонями вверх, и зелёные прожилки на них мерцали, словно затмившиеся звёзды. Он не боролся с голосом теперь. Он прислушивался. Сквозь всепроникающий, давящий гул «Катализатора» он учился вычленять другие сигналы – слабые, едва различимые. Тихий шёпот отчаяния, вспышка непокорной воли, смутный образ чужого воспоминания. Это были они – поглощённые. Те, кого «Излом» не смог до конца стереть. И среди этого хора заблудших душ он чувствовал самое дорогое, самое острое эхо – крошечную, непогасшую искру, которая когда-то была Маей. Она была там. Запертая, но живая.
