Если бы у победы был вкус, Алекс назвал бы его «вкусом слегка подгоревшего зефира». Сладкая, липкая, но с явной горчинкой. Они сидели в его комнате-крепости – он, Макс и Денис – и доедали остатки импровизированного «праздничного пира», состоявшего из чипсов, газировки и того самого зефира, который Макс пытался поджарить на металлической линейке над свечкой.
Комната, преображенная несколько месяцев назад, сияла. Оранжевое постельное белье с кометами и планетами казалось кусочком большого, теплого солнца, приземлившимся посреди Ростова-на-Дону. Рисунки на стенах, его личные манифесты против серости, уже не кричали, а тихо горели уверенным, ровным светом. А с потолка на них смотрели десятки светящихся звезд – его собственное, личное созвездие надежды. Воздух пах красками, сосной и грейпфрутом из аромалампы и, конечно, слегка гарью.
– Значит, все? – Денис отложил пустую банку из-под колы и аккуратно вытер пальцы салфеткой. Его голубая аура, цвет ясного ума, была спокойной и ровной, как поверхность озера на рассвете. – Он действительно ушел? Тусклон?
– Отступил, – поправил его Алекс, сжимая в кармане стеклянную каплю. Она была теплой и пульсировала лениво, сонно, будто кот на солнцепеке. – Как говорила Хрома, его не уничтожить. Но мы… мы его здорово проредили.
– Проредили? – фыркнул Макс, развалившись на оранжевом ковре, как тюлень на берегу. Его собственное, оранжевое сияние было по-прежнему самым ярким в комнате, но сейчас оно напоминало не щит, а уютный камин. – Мы ему всю «шерсть» повыщипывали! Видел ты этих Стражей потом? Бродят, как побитые псы, и глазами хлопают, будто впервые мир увидели. Один ко мне в столовой вчера чуть не пристроился, как будто я ему теперь лучший друг.
Они помолчали. За окном медленно спускались сумерки, окрашивая серые панельные дома в лиловые и сиреневые тона. Город больше не давил. Он просто был. С его вечными пробками, проблемами и суетой, но теперь все это существовало без фонового гула апатии, без той невидимой пленки, что делала мир выцветшим и безразличным.
– А помнишь, как ты в оранжевой шапке щеголял? – Макс ткнул в Алекса носком. – Петров тогда чуть с катушек не съехал. Думал, ты либо на стройке подрабатываешь, либо сбежал из психушки.
Алекс улыбнулся. Те дни, когда яркая шапка была его единственным щитом, казались такими далекими. Сейчас его гардероб изменился. Он не носил больше ни броских цветов, ни угрюмого черного. Его одежда стала гармоничной – светлые джинсы, мягкие свитшоты пастельных тонов. Он больше не прятался и не защищался. Он просто был собой. И это ощущение было покрепче любой магии.
