Обычно Альке очень нравилась осень.
Но с этой не заладилось.
Конец лета выдался холодный, сухой. Листва на деревьях не желтела даже, а становилась коричнево-серой, закручивалась и отваливалась. Её никто не убирал; во дворе под ногами шуршало, а когда позавчера мальчишки подожгли газон, она вспыхнула вся разом, и дымом заволокло полрайона.
С тех пор на языке был привкус пыли и гари, а голова болела.
Небо казалось зеленоватым; облака иногда вспучивались на горизонте, но их быстро куда-то сдувало. В столице день ото дня становилось тревожнее и тревожнее: с весны все новостные сводки начинались с перечисления новых жертв Костяного. Сначала писали, что это серийный убийца; потом, когда стало ясно, что ни один человек, ни два, ни даже целая банда такое учинить не способны, объявили, что в регионе появился упырь. Цены на серебро взлетели; шарлатаны на каждом углу предлагали очень действенные обережные знаки, которые Алька делила на две категории: каляки-маляки и что-то по мотивам настоящего знака, но срисованное криво или неаккуратно… А три недели назад произошло то, что в новостях назвали «неудачной попыткой задержания, повлёкшей жертвы».
Сорок семь жертв.
После этого появились первые – нечёткие, ночные – снимки существа, и стало ясно, что никакой это не упырь. А кто – непонятно; эксперты продолжали гадать, но теперь уже за плотно закрытыми дверями, не вынося суждения на публику. Публика же прозвала существо Костяным – трёхметровое поджарое чудовище с длиннющими руками, кажется, действительно состояло только из костей, зубов, когтей и небольшого количества кожи. Вскоре вышло постановление Совета о запрете публикаций, «насаждающих панические настроения в обществе»… Но убийства не прекратились.
А два дня назад начальница, суровая дама лет шестидесяти пяти, вызвала Альку к себе в кабинет и предложила перейти на удалённую работу.
– Василёк, поправь меня, если я не права: у тебя ведь есть родственники за пределами столицы? – спросила она, поддёрнув очки на горбатом носу.
Алька вздрогнула. Свою фамилию – и полное имя – она слышала обычно в обстоятельствах, не предвещающих ничего хорошего. В последний раз это был городовой, который сообщил про маму…
«Два года прошло, – пронеслось в голове. – Так быстро».
– Есть, в Краснолесье, – кивнула Алька рассеянно. – Бабушка по отцу. И тётя с семьёй.
Ещё был отец, но он жил на другом конце страны, и общались они тогда же, два года назад, на маминых похоронах. С тех пор он позвонил только однажды, когда попросил выслать мамину фотографию.
