Тринадцать лет. Возраст, когда мир за окном кажется размытым, а мир внутри – единственно настоящим. Лев сидел за столом, копошась в клеммах от старого магнитофона. Пахло паяльной канифолью и пылью. В голове крутилась навязчивая мелодия, и он пытался понять ее ритм.
Внезапно звук внутри головы стал громче звука снаружи. Мелодия превратилась в нарастающий, пронзительный звон, как будто кто-то провел смычком по стеклянной струне, натянутой у него в черепе. Воздух запах сладковатой гарью, хотя ничего не горело. Лев моргнул – и мир перевернулся.
Не он упал. Нет. Это комната исчезла.
Его не было за столом. Он парил в потоке чистого света. Не было ни верха, ни низа, только бесконечное, сияющее пространство. Он не видел своего тела, но чувствовал его – легким, невесомым, частью этого сияния. Это не было похоже на сон. Сны – блеклые и обрывистые. Это было реальнее самой реальности. Он ощущал каждую вибрацию света на каком-то глубинном, клеточном уровне. Это было похоже на… возвращение домой. Туда, где тебя ждали.
Длилось это всего одно сердцебиение. Или целую вечность. Понятия времени там не существовало.
Он пришёл в себя на полу. Лев медленно «собирал» комнату вокруг себя: узор на ковре, свет от лампы, трещина на потолке. Он физически здесь, но мысленно – ещё там. Откуда-то сверху доносился испуганный, прерывистый голос:
– Сынок! Лёва! Господи, что с тобой?!
Он медленно поднял голову. Над ним стояла мама, бледная, с широкими от ужаса глазами. Она трясла его за плечо.
– Мам? – его собственный голос прозвучал хрипло и странно. Во рту был привкус меди – он прикусил язык. – Что… что случилось?
– Ты упал! Прямо со стула! Ты меня слышишь? Ты в порядке?
Лев сел, опершись спиной о ножку стола. В голове была пустота и легкий звон, как после громкого концерта. Он оглядел комнату. Все было на своих местах. Магнитофон, клеммы, паяльник.
Он не помнил падения. Последнее, что он помнил – это запах гари и… и что-то еще. Что-то очень важное и яркое. Ощущение полета, света, безграничного покоя. Оно уплывало, как дым, оставляя после себя лишь смутную, щемящую тоску.