В очереди плакал ребёнок. Я стоял у стены, тупо смотря перед собой и скрывая тем самым собственную нервозность.
– Ну не плачь, ты же уже взрослый! – энергично приговаривала его мать. – Тебе уже годик! И вообще, мужчины не плачут.
Я вспомнил, как в детстве плакал от концовки второго «Терминатора».
Люди заходили в кабинет и выходили из кабинета. Этот процесс тянулся настолько медленно, что наличие у меня талона казалось юмористической издёвкой.
Наконец, я был следующим. Дверь кабинета открылась, и оттуда вышел слегка полноватый мужчина. Он держал в руке какие-то бумажки, одновременно засовывая их в сумку и прикрывая дверь локтем. Я поспешил в кабинет. Мужчина копошился у входа, мешая мне пройти.
– Извините, я могу… – пробормотал я.
Он поднял взгляд:
– Да-да, прошу прощения, – сказал он и протиснулся мимо меня.
Я вошёл. За столом сидел невысокий врач лет пятидесяти с седыми усами и лысой головой.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Здравствуйте, присаживайтесь.
Я устроился на стуле напротив. Врач взял со стола карточку и пролистал пару страниц.
– Волочаев… Николай Александрович, верно?
– Да, – ответил я.
Он слегка нахмурился и продолжил листать карточку. Мне это не понравилось.
– Что-то не так с анализами? – спросил я с театральной небрежностью.
Он кивнул. Прокашлялся.
– Я вынужден кое-что вам сообщить.
Эта фраза резко изменила пространство вокруг. Мне захотелось, чтобы он замолчал. Вот только худшее уже было сказано. На мгновение меня парализовало. Тело словно перестало существовать, остались только мысли. Сразу откуда-то возникла решимость, что если у меня рак, то я буду бороться. Потом сомнение. Буду ли? Сколько стоит лечение? Никогда не интересовался этим вопросом. Где взять деньги? Если я буду брать кредит, могут ли мне отказать по причине того, что я умираю? Тогда надо солгать.
Я думал об этом не больше пары секунд.
– Судя по анализам, у вас бессмертие, – сказал врач и уставился мне на переносицу.
– Что?
В его фразе не было слова «рак», и я немного расслабился, не особо понимая, что вообще он только что сказал.
