ЗОМБИ, КАРТЫ, ДВА СТВОЛА
(Хоррор)
Галия, женщина сорока лет, полуазиатской внешности, с узкими скулами и внимательными, чуть прищуренными глазами цвета крепкого чая, всегда казалась вокруг чужой – тонкой, словно вытянутой временем, и быстрой, как степная ласточка. Чёрные волосы, обычно собранные в практичный хвост, оттеняли острую линию подбородка; кожа у неё была загорелой, суховатой, но живой – настоящий контраст миру, где живых почти не осталось. Галия была худая, жилистая, привыкшая двигаться без лишнего звука, будто постоянно играла в собственную, самую важную партию. И неудивительно: в прошлом она была карточным шулером, а теперь – просто шулер, потому что другого ремесла в мире, где большинство населения превратилось в зомби, и быть не могло.
Эти «люди» умерли, а потом – по воле странного вируса, родившегося то ли в китайской лаборатории, то ли в каком-то научном аду – получили странную, искривлённую подобие второй жизни. Хотя жизнью это назвать сложно. Их мозг на девяносто пять процентов опустел, почти полностью утратив интеллект, чувства, воспоминания. Внутренние органы были скорее декорациями: сердце не билось, кровь не текла вовсе, печень не болела. Они не дышали так, как дышат живые – просто иногда хрипели, будто давно сломанные мехи.
Только желудок у них работал исправно. Потреблял всё, что зомби могли ухватить: жука, яблоко, крысиную лапу, кусок пластика… или человека – настоящего, тёплого, живого. Их организм это каким-то чудом переваривал, а потом выплёвывал наружу плотные, неровные шарики – тускло-коричневые, с прожилками непереваренных остатков, твёрдые, как засохшие орехи. Эти шарики звенели, когда падали на пол, – неприятный звук, напоминающий детскую погремушку, только куда мерзее.
Кожа у зомби была зеленоватой, сухой, как старые листья, сморщенной до складок и трещин. Раны не затягивались – наоборот, раскрывались всё шире, обнажая кости, пористые мышцы, иногда даже шевелящиеся сухожилия.
И при всём этом убожестве… они любили играть. Видимо, где-то в глубине их протухших мозгов уцелел крохотный нейрон, который когда-то знал слово «развлечение». И эта искра заставляла мобов тянуться к картам. Они играли в покер, в блэкджек, в вист, в казиношные подвиды вроде «пьяного короля», иногда – в простую «сороку» или «очко». Но больше всего им нравился старый добрый «дурак». Правила были доступны их пятим процентам разума: масти они различали, козырь понимали, «бита» приносила им странное, скрипучее удовлетворение.
