Эта книга – от сердца.
Посвящается тем, кто не умеет пройти мимо боли.
Кто спасает, когда другие отворачиваются.
Кто жертвует покоем, силами, последними копейками – ради чужой жизни.
Вас унижают. Высмеивают. Порой преследуют.
Но вы всё равно идёте – потому что иначе нельзя.
Вы храните в мире тепло, что не даёт холоду и злобе погасить свет.
Пока вы есть – мир ещё можно спасти.
Да хранит вас тот Свет, что вы тихо несёте в сердце.
Пролог
Белоград. Лето от Сотворения Мира 6981-го, по-ихнему – 1473-й от Рождества Христова.
Ветер был первым, кто почуял беду. Он принес с реки не свежесть, а едкий, колючий запах гари. Птицы смолкли разом, будто по команде невидимого воеводы. Потом завыли собаки, и тогда Агафья, сидевшая на завалинке своей курной избы с пучком зверобоя в руках, подняла голову.
– Не к добру, – прошептала она, и морщинистое лицо ее стало похоже на высохшую грушу.
Небо на западе, над княжьими хоромами, почернело, а затем прорезалось багровым заревом. Не просто огонь – пожар. Хозяйский, злой, того и гляди перекинется на весь посад. Уже слышались первые колокольные набаты, сливаясь с криками людей и треском пожираемого дерева.
Агафья не бросилась, как другие, тушить свое добро. У нее его было не много – изба да грядки с целебными травами. Бежала она, припадая на больную ногу, к старому сараю на окраине, что стоял, покосившись, у самого леса. Там, в щелях между прогнивших бревен, ютилось ее главное богатство – бездомные кошки, те, кого она звала – малыми силами, – последним доверьем земли.
Воздух становился густым и обжигающим. Искры, словно огненные мухи, кружились в мареве. Сарай стоял на пути огня. Пламя уже лизало соседний забор, пожирая сухую солому.
Сердце Агафьи сжалось в холодный ком. Она распахнула скрипучую дверь. Внутри, в полумраке, светились десятки испуганных глаз. Слышалось тревожное мурлыканье, шипение. Они чуяли смерть.
– Не бывать тому! – крикнула она, и голос ее, обычно тихий и хриплый, зазвенел сталью. – Не отдам я вас, детушки!
Мыслей не было. Была лишь древняя, как сам мир, память тела и души. Она была бабкой-кормилицей, а значит, и ведуньей, и ворожеей, и знахаркой. Ее прабабка шептала заговоры, а прапрабабка водилась с домовыми. Сила эта была не для битв или богатств, а для защиты жизни, самой что ни на есть малой.
Агафья повернулась спиной к надвигающемуся огню и побежала, не чувствуя ни возраста, ни хромоты, к Святому Дубу на краю леса. Дерево было старое, могучие ветви его простирались над землей, как руки, благословляющие или защищающие.
Она упала на колени у самых корней, вжала ладони в прохладную, влажную землю.
