Я смотрела на них и не могла поверить в происходящее. Это все со мной? Это на самом деле?
Я не верила, не могла осознать.
И все же это происходило.
Боль в руках не позволяла забыться, не давала отрешиться от всего происходящего. Я очень старалась. Закрывала глаза, бормотала молитвы, чтобы как-то отвлечь разум, чтобы сделать вид, что меня здесь нет. Ничего не выходило.
Болели тонкие порезы на ребрах, оставленные дознавателями. Ныли суставы. Гудела голова.
У меня не было ответов на те вопросы, что задавали клирики, не было нужных слов для них. Но это не имело значения.
Меня признали виновной во всем, не объявив преступления. Просто все дело было в моей крови. В том, от чего я открещивалась всю свою жизнью. Я старалась поверить, что это меня не коснется, не заденет, но все пошло не по плану.
– И так, Ирмена, вы уверены во всех своих словах? – я медленно подняла голову, оторвавшись от созерцания сырой травы под ногами. Осень была в своих правах и на тонких нитях зеленой, еще сочной травы, лежали капли утренней, такой свежей и холодящей ноги, росы.
Клирик, что подал голос, был похож на стог сена. Такой же толстый и желтый. Я была уверена, что всему была виной несдержанность в пище. Кожа клирика была похожа на пергамент, сухой и потемневший от времени, такая же тонкая и прозрачная. За те дни, что мы провели «рядом», я успела приметить, как он потирает огромный, вздутый живот, и иногда морщится. Можно было без сомнения сказать, что толстяк изрядно маялся кишками и ему стоило бы на какое-то время уйти в пост. Ради собственного здоровья. Но никто не спрашивал меня об этом. Интересовали клириков совсем другие вещи.
– Да, я подтверждаю правдивость собственных слов, – медленно понимая, что это ничего не изменит, все же произнесла в ответ. За молчание могли наказать плетью, а я больше не хотела боли. Я ее не заслужила.
В стороне, в десяти шагах от моего позорного столба, уже складывали охапкой хворост. И я прекрасно понимала, что это все действо для меня одной. Я бы, может, почувствовала какую-то свою значимость в этот момент, если бы не знала, какой итог меня ждет.
– Но это не соответствует тому, что мы выяснили в ходе расследования, – все тем же тихим, мягким, словно пел колыбельную, голосом, проговорил клирик.
Я криво усмехнулась.
Фарс, комедия.
– Как мы установили, вы, все же, являетесь кровной родственницей прежнего короля. А это говорит о вашей виновности…
– В том, что я внебрачная его дочь, никогда не имевшая претензий и даже обращений к трону? В этом моя вина? – я откинула голову, пока затылок не коснулся столба, и громко рассмеялась. Больше не было смысла сдерживаться. Нет, плеть мне больше не грозила. Только костер. Словно какой-то деревенской ведьме самоучке, что насылала проклятия на младенцев.
