Языки пламени взметнулись к сумеречным серым небесам. Затуманенный слезами взгляд устремился за красными всполохами, пожирающими старые вещи. Горела старая куртка. Горел старый кожаный рюкзак. Горели давно уже не нужные документы, что тащила за собой балластом. Горели журналистские заметки прежних времен. Сгорало тряпье, сгорали листы бумаги, сгорало всё: и в этом поглощающем пламени в угли превращалось сердце, в прах обращались чувства, пеплом становилась кровь.
Болезненный спазм сжал горло змеиной удавкой. Тело не чувствовало холода. И боли я тоже не чувствовала – ужасная, бесконечно глубокая и бескрайняя пустота. Она разорвала безжалостно, бесчеловечно, беспощадно. Вывернула наизнанку, пустила кровь вскрыв старые шрамы – препарировала всё, что оставалось от душевного спокойствия, разбила все стены, что выстраивались болью и слезами. Хитиновый покров оказался срезан с сердца затупленным заржавевшим ножом. Медленно. Мучительно. И каждое движение неумелого палача стало лишь новой гранью начертанной пытки.
Капля за каплей, дабы вбитая вглубь травма вскрылась и утопила. Чтобы я захлебнулась воспоминаниями, как вспыхнула и сгорела в синем пламени чужой агонии, как осталась без опоры и единственного смысла. Осталась одинокая и потерянная, точно легкий флюгер, оказавшийся в центре бури – в отчаянной попытке стараясь схватиться за прошлые столпы собственного мироздания, но еще сильнее отрываясь от реальности и утопая в вязком болоте. Как внутри была лишь пустота и слабость. Как ничего не хотелось. Как жить не хотелось. Как умирать не хотелось.
Небо цвета пороха и эбенового дерева. Треск костра и огонь, кусающий холод раннего рассвета. Солнечный диск, подкрадывающийся к неровной кромке пыльного голубого горизонта.
Я вновь и вновь проживала страшные минуты, каленым железом изрешетившие израненное сердце. Каждую секунду. Каждый звук. Каждый запах. Каждый цвет. Каждое ощущение. Каждое движение. Каждую судорогу. А затем бесконечной чередой черно-белых картинок замелькали дни пустой и бестолковой борьбы. Следом за ними – кроваво-зеленые мгновения, начавшиеся столкновением с "Горгоной".
Кровь Стивена, стекающая со стены. Паракордовая петля Михаэля. Обезображенное лицо Сэма.
Я больше никого не могла потерять. Не пережила бы. Не выдержала. Я больше не хотела. Не хотела. Я не хотела…
Вытерла нос тыльной стороной ладони, смахнула леденеющие на морозе слезы. У горизонта всполохнуло золотом, пронзило угольно-кедровые перистые облака. Огонь пожирал вещи, возложенные на алтарь былого. Я оплакивала на этом жертвенном костре остатки своих неудавшихся ролей; из разрушенных частей лепила и собирала себя заново. Собирала по остаткам. Создавала по крупицам. Истина заключалась в том, что слишком многое вложили в меня близкие люди, чтобы позволить Небесам разыграть мою жизнь дешевым спектаклем. Слишком многое мне дали, слишком многому обучили, чтобы я позволила себе сдаться.
