– Дорогой! Я почистила тебе камзол и погладила перевязь почетного знака… Ты такой красивый, у меня, мой Куртц!
– Ну что ты… Марта. Я и так волнуюсь… Дети у мамы?
– Да, я попросила жену аптекаря, она отвела их с утра, пораньше, пусть выспятся! Надо же, в гимназиях выходной посреди рабочей недели. Не каждый год такое событие!
– «Выборы Учителя для сына Правителя» – нараспев протянул «Действительный и почётный член гильдии образования» и ярый сторонник равного обучения для всех сословий, сорокатрёхлетний гражданин столичного округа, лояльный подданный императора, критично оглядываясь в ростовое зеркало в тяжёлом старинном окладе.
– Ой, дорогой, я волнуюсь, ты так несерьёзно относишься к Конкурсу!
– Марта, моя мудрая милая Марта! Ну, неужели, ты думаешь, что это настоящие выборы, настоящий Конкурс? Это просто церемония! Я уверен, всё давно уже решено, и наставником юного кронпринца, будет торжественно объявлен какой-нибудь важный академик императорского университета. А мы – простые педагоги простых деревенских школ на окраине столицы? Мы… всего лишь массовка, толпа, для придания торжественности момента. Мы, Марта, своим присутствием, должны засвидетельствовать почтение, избранному высочайшим повелением.
– Куртц, не причисляй себя к педагогам, ты же знаешь, что в афинских семьях так называли раба, водящего ребёнка. А разве ты раб, мой мудрый, великий Учитель?!
– Ха! Мы оба свободные, просвещённые граждане Великой новой империи! И клянусь моей наглаженной твоими заботливыми руками, лентой почетного знака, под солнцем Аргоны не было более счастливого мужа. Пара на мгновенье застыла, в позе фарфоровой статуэтки, что изображала на величественном комоде композицию «первый поцелуй».
Глухой тягучий удар колокола, протянулся от ратуши, по черепичным бордовым крышам.
–Ах! Всё! Куртц, третий удар! – К десятому ты уже должен стоять в числе претендентов в ассамблее Академии. Поспеши! И смотри, не залезь, в какую ни будь лужу, там негде и не чем будет почистить твои туфли!
– Я постараюсь, Марта. Всё, надеюсь вечером мы наконец, доконаем ту бутылочку мадеры, что запрятана тобой для особого случая?
– Куртц!
– Марта!
Простукали по лестнице каблуки башмаков, и на середину мощёной улицы, мелькая белыми чулками, пол развевающимися полами камзола, быстрым шагом вышел учитель. Неожиданно развернувшись лицом к окну на втором этаже, он картинно снял широкополую шляпу с коротким белым пером и раскланялся в смешном реверансе, посвящая свой весёлый жест смеющемуся лицу.
– Ах, осторожно, не упади!
Перед высокими готическими воротами Ассамблеи, заполняя разноцветными плюмажами, лентами, воротниками, мантиями, перьями шляп и простыми профессорскими шапочками площадь, стекался цвет империи. Учителя всех рангов, преподаватели, профессура, академическая элита, надменные, невообразимо богатые наставники частных школ, и простые работяги государственных гимназий в потёртых камзолах, растекались по площади, собираясь в группы, близкие по школам, чинам, доходности и простому человеческому признанию равного.
