Синестезия:
Квартет в трёх регистрах
Сорок дней слепоты закончились. Утром сняли повязку. Я не сразу узнал себя в зеркале. Левый зрачок расширился, и глаз выглядит чёрным, а правый остался серым. Жутковато. Врач просил не огорчаться. Все эти дни он был просто голосом. Будто водил по пустыне. Требует вести дневник, говорит: «Письмо улучшает когнитивные функции», врёт, хочет защитить диссертацию на моём случае и премию получить.
Фамилию врача я не запомнил, он похож на Евстигнеева в роли профессора Преображенского, за неимением в своей памяти другой зову вас так. Вы сами виноваты. Спросили, чем занимаюсь? Я ляпнул: «Философ». Хотя из меня философ, как из вас доставщик лилий. Вы говорили про козлиного мужика. В Боткинской сто лет назад трудился дворник, болел чем-то, маялся, навязался хирургу Розанову, который однажды Ленина оперировал после покушения. Врач пришил дворнику то ли поджелудочную, то ли предстательную железу от козла.
Тот поправился и продолжил дворничать. В больнице его козлиным мужиком стали за глаза обзывать, однажды он прознал про это и уволился, не вынес срама, но это не помогло, и он терпел насмешки всю жизнь. Историю обсуждала вся Москва, и та дошла до Булгакова, он срисовал Преображенского с Розанова. Так это было или нет, я не знаю, но вы теперь уважаемый доктор – господин Евстигнеев.
У меня синестезия, сказали, что уникальный, но хорошо изученный феномен. Одни пациенты видят буквы в цвете, другие представляют цифры в определённом месте пространства. Болезнь появилась после травмы, я упал с моста в реку. Да, доктор, упал, а не сам. Ваши намёки на посещение психиатра даже оскорбительны. И потом прыгать с моста оттого, что тебя не понимают – пошлость.
После моего сорокадневного уединения в полной темноте зрение вернулось живописным праздником. Когда я гляжу на человека, через несколько минут он расплывается, размазывается, становится медузой. Такое только с людьми, лист бумаги, на котором я сейчас пишу, вижу отчётливо. Врач говорит, что это реакция на звук, как только человек открывает рот, мой глаз видит собеседника в определённом спектре. Штука в том, что цвет у всех разный, вот Евстигнеев – тёмно-фиолетовый, а медсестра землисто-зелёная.
Как и на что буду теперь жить абсолютно неясно, возможно, дадут инвалидность, пенсию, хорошо бы, иначе опять на мост. Я не смогу на шее у Родьки сидеть, ей и без меня проблем хватает. Хотя говорят, надежда есть. Мозг адаптируется, и зрение нормализуется. Евстигнеев заявил, что я должен гордиться своим феноменом, у поэта Андрея Белого была синестезия, это совершенно не мешало ему творить. Но пока тревожно.
