ПРОЛОГ
Роду Черноградских князей от века в век суждено было носить на себе печать проклятия Велесова: первый сын, едва луна набирала полную силу, обращался в лютого зверя, теряя и человеческий облик, и разум. Разорвать сей круг мог лишь брак с девицей крови чистейшей, чья душа светла, а род незапятнан.
Свиток, испещрённый этими словами, сгорел в камине родовой башни Чернограда в ту же ночь, когда князь Святохн испустил дух. Его последний вздох был похож на рычание. Дарий, стоявший у изголовья, почувствовал, как проклятие - тяжёлое, живое, как паразит, - переползло с отцовского тела на его собственное. Оно не ждало полнолуния. Оно просто присутствовало, с тех пор поселившись под кожей тлеющим углём, который разгорался с каждым месяцем всё ярче.
Теперь, год спустя, княжич Дарий стоял на самом краю чащи, словно на пороге иного мира. Лес встречал его не молчанием, а вслушиванием. Молчали ветра. Затихли птицы. Даже комары, вечные спутники сырых мест, не решались жужжать рядом. Воздух, густой от запаха прелой хвои, влажной земли и цветущего кипрея, обжигал лёгкие не холодом, а древностью. Он был старше здешних княжеств, старше церквей, старше самого понятия человек. Он помнил.
Под тонкой льняной рубахой, под дорогим кафтаном, кожа горела. Не от жары - день стоял прохладный, предгрозовой. Горела изнутри. Мурашки бегали по спине, сводили мышцы предплечий. Он чувствовал, как оно ворочается у него под рёбрами, принюхиваясь к миру сквозь его человеческие чувства. Иногда, в тишине, ему казалось, он слышит его дыхание - низкое, хриплое, синхронное стуку собственного сердца. Стерпи, - приказывал он себе, сжимая рукоять меча так, что узорчатая металлическая насечка впивалась в ладонь. Ты приехал за ключом. За невестой. За спасением, в которое уже почти не веришь.
Верный Игнат, его тень и совесть, ждал в двух десятках шагов, прислонившись к мшистому стволу сосны. Старый воин не спускал с него своего единственного глаза, видя напряжение в каждой жиле княжича. Он знал цену этой поездки. Не просто политический союз с обедневшим, но древним родом Мирослава. Это была ставка. Последняя. Если благочестивая Анна - не ключ, то Дарию останется лишь дождаться следующего полнолуния и попросить Игната прикончить его, пока зверь не вырвался и не перерезал горла ни в чём не повинным людям.
Мысль об Анне не приносила облегчения. Вспомнился её портрет, присланный с первым гонцом: лицо-мадонна, глаза опущены, пальцы сложены в благочестивом жесте. Безупречно. Безжизненно. Его зверь, при одном взгляде на миниатюру, лишь фыркнул в глубине его сознания и повернулся на другой бок, демонстрируя полнейшее равнодушие. Не в ней спасение. Он знал это нутром. Но долг, отчаянная надежда и упрямая логика заставляли ехать. Может, Игнат прав. Может, нужна не сила, а пустота. Тишина, чтобы заглушить рёв внутри.
