Имя мое – Надежда. И ношу я его не случайно.
К моей бабушке часто приходят люди. Они думают, бабка умеет общаться с мертвыми. Что ж, пусть думают. Я у себя за перегородкой все слышу, когда готовлю уроки.
Сегодня у нас трое гостей, все по записи. Я вижу с балкона, как они подходят с трех сторон к подъезду.
Юлия Дмитриевна Юрьева – женщина в черном лет пятидесяти, выглядит старше – приехала на метро, плетется по тротуару, раскачиваясь и косолапя от безразличия к себе. Грузная, в бесформенном длинном закрытом платье она больше всего похожа на черный мешок с трупом. Примерно так оно и есть, Юлия Дмитриевна носит в сердце труп.
Две линии в ее облике бросаются в глаза – черный вертикальный штрих на лбу – морщина, которая никогда не расправляется – и белая линия пробора: Юлия Дмитриевна поседела год назад и недавно перестала красить волосы. В ней так много боли, так много! – как гноя в созревшем фурункуле. Нажми, нет, прикоснись – и брызнет.
Справа по пешеходной тропинке решительно шагает Алексей. Ему немного за тридцать, он высоко держит гордую голову на длинной жилистой шее, близко посажены глаза, как у тела с Туринской плащаницы. Им завладела безумная идея, она мучит его, как моча при цистите, и никак ему не облегчиться. Этой идеей он занавесил свое горе и развеселил себя. Он на грани самоубийства, и ему весело.
Слева прямо по газону, глядя в навигатор, петляет Андрей в шортах. Оставил машину во дворах. Ему не больно и не страшно, ему, видите ли, интересно, задумал авантюру. В его сорок два как можно в такую чушь верить? А он верит! И, главное, задуманное им действительно возможно. Но веру его в невероятное жизнь отгрызет как заусенец.
Я ухожу с балкона и иду готовить посуду для гостей. Бабушка почему-то против, боится, что ли, что побью.
«Ой, не надо, опять поколотишь, сил моих нет!» – стонет бабушка. Но я ведь уже большая.
Юлия Дмитриевна подковыляла к подъезду в спальном районе и сверила адрес с мятой бумажкой. У подъезда росли мальвы, – обратила на них внимание: одобрила ухоженность, – аккуратно подвязаны, и заметила, что их цветки похожи на раструбы громкоговорителей или граммофонов. Устало посмотрела на свои пыльные туфли. Их давно было пора убрать, и достать босоножки. Но, разувшись дома, она забывала о существовании обуви и вновь вспоминала, только когда наступала пора выходить, а искать уже не было ни времени, ни моральных сил. Юлия Дмитриевна тяжело вздохнула, ощутила кислый запах своего нестираного платья и увидела на козырьке подъезда рыжую кошку, а на балконе третьего этажа милую светловолосую девочку, очень похожую на Настю в детстве. На рукав девочки вспрыгнул голубь-сизарь и девочка погладила его по перьям.
