Вельямина оглянулась, стараясь смотреть вниз из-под полуприкрытых век. Так, на всякий случай, может, еще ничего страшного. Негромкий сухой стук за ее спиной повторился, вроде бы какая-то тень скользнула за дверь, но могло и показаться. «Ведь зарекалась же уже не делать подобных вылазок, – совестила и, вместе с тем, успокаивала себя девушка, – ведь ясно же, до добра они не доведут». Старательно проговоренные про себя клише, которые использовала еще ее бабушка, а за ней и мама, в случаях, когда ее нужно было от чего-то предостеречь, или пожурить за уже содеянное, действительно помогли побороть подступающий страх. Теперь – повернуть назад, и… Для начала, неплохо бы вернуть голову в нормальное, прямо смотрящее положение, так сказать, лицом по ходу движения. Шея затекла, такое простое и незаметное движение вдруг оказалось затруднительным, голова, шея, да и все тело не желали слушаться ее мыслей…
Ее мыслей… А кто, собственно она такая, и откуда ей известно, что мысли – ее? «Твои, твои, не сомневайся, чьи же еще?» Это немудреное утверждение насторожило Вельямину, вроде бы ничего особенного, ей и раньше случалось разыгрывать для своего собственного убеждения и монологи, и диалоги, и, даже, так сказать, полилоги (она проходила интенсив по французскому языку, словечко было из этого курса, тогда этот метод был в моде). Но сейчас «ее» внутренний голос звучал как будто бы не в ее голове, а где-то совсем в другой точке пространства, или, кто знает? – подпространства.
Дурацкая все же была идея – пойти и проверить, что это за заброшенная «стекляшка», – так в советское время называли небольшие постройки, где, как тогда казалось, преобладало стекло, а не бетон, размещающие продуктовый магазин, – что это за заброшенная стекляшка такая, где до сих пор можно услышать, как какая-то девушка всхлипывает, и что-то невнятно бормочет, плача и умоляя, и ей отвечает грубый мужской голос, довольно громко, но тоже невнятно произносящий какие-то, судя по интонации, угрозы. О заброшенном этом магазине ей рассказала подруга, недавно переехавшая из центра города, где они обе и родились, и ходили в одну школу, и … еще много всего, в один из старых, давно обжитых микрорайонов. Но для нее этот район был мало знаком. Подруга ее, Раечка, занялась его изучением на предмет расположения жизненно важных для нее объектов, то есть, продуктовых подешевле, салонов красоты поуютней, кафе с определенными особенностями интерьера (Раечке нравился полумрак, свечи на столе, стены с кирпичной или деревянной отделкой) и крепким кофе. Она просто проутюжила весь район, и нашла эту заброшенную стекляшку по пути с мини-рынка, расположенного недалеко от ее дома, к автобусу до центра. Чтобы не делать пересадку, она пошла на довольно далеко расположенную остановку и на относительно безлюдной дороге (встретилось ей по пути человека два, не больше, они заметно куда-то спешили и не обратили на нее внимания) вдруг отчетливо услышала громкие угрозы и жалобные всхлипывания. Раечка призналась Вале (так она называла свою подругу со школьных лет), что здорово струхнула. В этот момент на тропинке (она шла дворами) никого не было. Звук исходил, как ей показалось, из припаркованного рядом со стекляшкой автомобиля. Стекла машины то ли были опущены, то ли вовсе отсутствовали. Раечка пригляделась, и поняла, что автомобиль этот стоял там давно, а может очень давно. Шины были слегка приспущены, пыль густо покрывала потускневшую краску. В автомобиле никого не было. Стоявший за ним заброшенный продуктовый проверять не стала – боязно. Ругань возобновилась, слова, интонации были вроде бы те же самые, она не была в этом уверена, – напугавшись сильнее, она прибавила ходу, и почти бегом пустилась к остановке, до которой добралась уже без приключений и успокоилась среди мирно ожидавших автобус людей. Долго ждать не пришлось, и она благополучно добралась до нужного ей места.
