Пролог. Бокал на мраморном полу
Ночь в городе стекала дождём. Узкие улицы блестели, словно зеркала, отражая мутный свет редких фонарей. Казалось, что сам воздух напитан тяжёлым винным ароматом – густым, тёмно-алым, как кровь, забытая на холодном мраморе.
Особняк на холме возвышался, будто немая укоризна. Его окна были пусты, выбиты, стены – испещрены трещинами. Когда-то здесь устраивали шумные балы и приёмы, а теперь сквозь двери гулял сквозняк, и вороны облюбовали карниз, как последнюю трибуну зрителей.
Внутри было прохладно. Каменные стены дышали сыростью. В глубине зала, где мраморный пол всё ещё отражал огрызки лунного света, лежало тело. Мужчина в дорогом костюме – когда-то гордый, ухоженный винодел, чьё имя знали на ярмарках и теневых торгах. Теперь же его лицо застыло, глаза остекленели, а рука нелепо упала на бок, словно хотел ухватиться за край стола, но не успел.
Возле него стоял бокал. Опрокинутый, раздавший свой алый секрет по белому мрамору. Вино растекалось неравномерно: где-то оставалось густой лужей, где-то превращалось в тонкие жгуты, тянущиеся к тёмным трещинам плитки. Казалось, пол жадно пил напиток, как город пил чужую кровь.
Чуть поодаль – письмо. Сложенное, но не запечатанное. Бумага была влажной от пролитого вина, слова расплылись, будто их писал человек с дрожью в руках. И только подпись внизу выделялась резкой линией:
«Клуб Алого».
Эти два слова висели в воздухе, как клятва, как угроза, как напоминание, что город принадлежит не тем, кто владеет деньгами, а тем, кто держит бокал.
Тишину нарушили шаги. Тяжёлые ботинки скользнули по мрамору, гулко отозвались в пустом зале. Лампочка фонаря выхватила из темноты желтоватый луч, скользнувший по телу.
– Ну и видок, – хрипло сказал первый голос. – Будто сцена из дешёвого театра. Только вот запах… настоящий.
– Не неси чушь, Аркадий, – второй, более резкий, принадлежал человеку с сигаретой, пепел которой упал прямо в красную лужу. – Тут не театр. Тут предупреждение.
Они остановились возле тела. Один наклонился, осмотрел лицо мертвеца, пальцем приподнял подбородок.
– Знаешь, кто это?
– Ещё бы, – отозвался второй, кашлянув. – Воронцов. «Красное солнце» его домен. Вина продавал такие, что за один бокал можно было дом проиграть.
– Хм. А теперь проиграл своё.
Сквозняк пронёсся по залу, загасив свечу в канделябре, которую кто-то, видимо, зажёг перед их приходом. Осталась лишь тусклая полоска света от фонаря, дрожащая, как сердце перед выстрелом.
Первый полицейский присел к бумаге. Попробовал развернуть. Пальцы тут же окрасились в красное.
