«Киль».
– Земля!
Крик разбудил тех, кто был в сознании.
Те, кто пребывал в небытие, никак на него не отреагировали. Может, сил не было, а может, желания.
Самый сильный из нас стоял, уже стоял! – у края борта, держась за него – мог! – обеими руками и кричал – Земля! Земля!
Кто мог повернуть голову в его направлении, сделали это, чтобы попытаться понять, что для низ несёт эта новость.
Крики закончились.
Повисла напряжённая тишина.
Мы начали всматриваться в приближающееся.
Серые краски начали сгущаться.
В центре стало образовываться более тёмное пятно.
Почему кричавший решил, что это земля, было непонятно. С таким же успехом это могло быть другое судно, больше нашего по размерам.
Решить, что сделать и как поступить, была задача капитана. Но на него, после всего случившегося, было мало надежды.
Мы попали в шторм. Чтож, обычное дело. Для тех, кто рыбачит вдоль линии прибоя, это могло бы быть трагедией. Их суда не предназначены для таких испытаний.
Наше судно собирали на наших глазах.
Я лично участвовал в отборе материала для досок кормы.
Мы ходили от дерева к дереву, стуча по нему обухом топора, и я слушал звук.
Как они пели, под нашими ударами! Красавицы сосны, красавицы ели!
Гордые, неприступные.
Но. Не в их положении.
Куда им спрятаться от наших топоров? Как убежать? И – даже не сфальшивить.
Их чистое, нетронутое, свежее нутро выдавало такие же чистые звуки.
Тех, кто мне приглянулся, я метил особой насечкой. Она отличалась от тех, которые ставили местные.
Мне не нужна была путаница, поэтому, дополнительно для себя, с каждой поставленной меткой, я вёл свой учёт. Клал по одному камешку в кожаный мешочек.
Решать, сколько всего красавиц я привезу на место стройки, тоже предстояло мне. На месте такого леса не было. А то гнильё, из которого они обычно лепили свои посудины, пусть оставят себе!
В поисках подходящих деревьев, мы всё глубже и глубже уходили в лес. Тот, который рос ближе к побережью, не устраивал меня. Если бы я не видел, как ломает суда, построенные из такого леса, то мог бы согласиться. Но рисковать жизнью – своей и других – я был не согласен.
Чем глубже мы заходили в чащу, тем безмолвнее становилось вокруг.
Я стучал обухом, и слушал. Стучал, и слушал. Тишина способствовала мне. Звук, отдаваемый нутром, был отчётливо слышен. Его не забивало щебетанием птах, выкриками и цоканием белок.
Переходя от дерева к дереву, мы углубились настолько, что даже небо исчезло в просветах крон.
Деревья плотно обступили нас.
Мне стало жутковато.
Я задумался.
– Как отсюда мы вынесем то, что найдём? Есть ли смысл? Может, лучше вернуться?
