Ллолт лениво потянулась на смятых белых простынях и, лёжа на кровати, прищурившись посмотрела на обнажённого мужчину у окна.
– Ну нельзя быть совершенным таким! – улыбаясь сказала она Семиязе. Когда он обернулся на её слова, она двусмысленно добавила: – И спереди, и сзади.
И при этом чуть ли не замурлыкала как кошка и потянулась. Он сел в кресло, нимало не озаботившись своим внешним видом.
– Теперь я понимаю, на что купилась тётка, если ваш предводитель Афалеон был так же хорош, как ты этой ночью, – мечтательно уставившись в потолок, сказала она и неожиданно спросила, повернув лицо к нему: – Договор в силе?
– Если ты рассказала правду, – сказал Семияза и уточнил: – Ты делаешь так, чтоб Малэ искала и нашла Ключ. Мы при помощи Ключа приходим в ваш мир и его разрушаем, но не до конца, и ты становишься Изначальной Богиней своего мира – Талмии.
Ему показалось, что сказанное уточнение будет нелишним, так как он о ней был не слишком высокого мнения после проведённой ночи вдвоём.
– А зачем вам живая Малэ? – будто это не представляет особого интереса, спросила Ллолт.
– Потому что Малэ часть ключа, – ответил он и едва слышно прошептал: – Ключ ко всему… к возвращению домой – Эона…
И так это прозвучало, с такой тоской… Ллолт это не услышала – она думала, как устроить случайную смерть Малэ.
– Тогда раз ты так восхитительно выполняешь свою часть договора, – вставая с кровати, попрощалась она, – я пойду выполнять свою часть.
В тёмной зале пещеры по центру на широком подиуме стоит статуя. Сверху через отверстие в потолке на неё падает лунный свет. Им только подчёркивается антрацит камня, он не скрывает, а скорее показывает все её изгибы… Её губы плотно сомкнуты, в уголках их скрыта усмешка. Её глаза закрыты, но, кажется, что ещё чуть-чуть, и веки распахнутся, открывая их. Только волосы, которые не похожи на камень, шёлком струятся по напряжённой спине. Руки, что сложены на груди, говорят: я не здесь, я где-то там… Плоский живот, тонкая талия и крепкие ноги – фигура танцовщицы.
В темноте зала у стены прячется юноша и смотрит, пожирая статую глазами.
– Вот если бы она была живая, – он прошептал и, махнув рукой, повернулся, уходя, сказал удручённо: – Но это невозможно!