Запись № 011-Δ9, архивный доступ. Время – 03:17. Качество: низкое. Камера не двигается. На экране – женщина. Она смотрит прямо в объектив.
– Если вы это смотрите, значит я не успела. Или… меня уже нет.
Я не знаю, сколько времени прошло. Может, неделя. Может, год. Но если я ещё существую – хоть в чьей-то памяти – значит, осталась часть правды.
Меня зовут Наталья… хотя это имя могли мне просто навязать. Как и всё остальное.
Это место – не завод. Не архив. Это – сосуд. Здесь хранят то, что не должно существовать. Личности, воспоминания, чужие жизни. Мы – не люди, мы – эхо чужих желаний.
Я пыталась выйти. Три раза. Каждый раз всё начиналось заново. Я просыпалась в одной и той же комнате. С тем же лицом в зеркале. Но с другим «я» внутри.
Это – запись. Но не та, что вы думаете. Не видео. Это я. Меня записали.
Если ты слышишь меня, пожалуйста…
(Женщина подаётся вперёд, шепчет почти беззвучно)
…удали нас.
Изображение дрожит, кадр зависает. Гаснет свет.
Есть города, которые не умирают, а застывают. Не покидаемые, а забытые. Их не отмечают на новых картах. В них не приходят поезда. Их не находят на спутниковых снимках – будто кто-то нарочно стирает их слой за слоем.
Город, в который приехала Наталья, назывался Чернолесьем. Когда-то здесь делали детали для военной техники, потом – медицинское оборудование. Потом – что-то ещё, без названия. Завод, окружённый лесом, жил своей жизнью, независимой от страны, времени и здравого смысла.
После выброса его закрыли. Причина – утечка химикатов. Или вируса. Или газа. Документов нет. Только слухи. Кто-то говорил, что вся смена исчезла. Кто-то – что люди вышли и забыли, кто они такие.
С тех пор прошло десять лет.
Теперь Наталья должна проверить документацию завода. Просто цифры, отчёты, балансы. Она ехала сюда как аудитор. Но с первых шагов ей казалось, что этот город больше не отражает её тень.
Серая трасса уходила в сосновый мрак, будто дорога не вела куда-то, а втягивалась в себя. Наталья ехала медленно, стараясь не смотреть в зеркало. Сзади, казалось, не оставалось ничего – ни города, ни асфальта, ни людей. Только пустота.
На панели мигал навигатор: сигнала нет. Последние десять километров – ни одной машины, ни указателя, ни звука. Лишь гул двигателя и шорох ветра в приоткрытом окне.
Чернолесье встретило её тишиной. У въезда – проржавевшие ворота и табличка с выцветшими буквами: «Проход запрещён. Режимный объект». Калитка была приоткрыта.
Она вышла из машины, вдохнула. Воздух – тяжёлый, как перед грозой. Под ногами – гравий, рассыпавшийся в пыль. Всё выглядело заброшенным, но… не мёртвым. Как будто кто-то только что вышел – и вот-вот вернётся.
