Слишком много Кощеев.
Глава 1
А причина всему – бабкины сказки. Если бы в детстве Ферапонт не наслушался бы разных сказок от своей бабки, по слухам, большой мастерицы сказки сказывать, да лапшу по ушам развешивать, так и не верил бы потом в разные небылицы, не придумывал бы и сам разных несуразиц и не встревал бы в разные тёмные истории. И, самое главное, не затаскивал бы в эти истории меня, беззастенчиво пользуясь нашими с ним приятельскими отношениями и моим вечным неистребимым любопытством, совмещённым с исключительной доверчивостью.
Значит, сидел я на брёвнышке как-то днём возле тихой и мелкой речушки с поэтичным названием Тараканиха и размышлял о странностях природной стихии. Спокойно так сидел, сох на солнце и даже не ругался ни разу на эту самую стихию. Хотя имел на это полное право. Право было, а настроения ругаться не было. За речкой все никак не мог успокоиться потревоженный стихией лес, время от времени с шумом падали на землю обломанные сучья деревьев. Прямо передо мной вдоль размытого бережка, заваленного всяким мусором, бежал мутный поток стремительно мелеющей Тараканихи.
Всего лишь пару часов назад на том самом месте, где я сидел, высились целые хоромы. Ну, может и не хоромы, но уж точно терем. Хотя может быть и не терем. В общем, баня здесь стояла. Да какая баня! Песня, а не баня, звонкая, душистая, с мыльной, с парилкой и предбанником, где стоял специальный тёсаный стол для освежающих напитков, а по стенам висели пучки душистых трав годных для запаривания что в чай, что в парную. Да что говорить. Не было ещё в наших краях таких справных бань, недаром заезжий купец Штрюхель давал за неё с правом самовывоза аж пятьсот рублев на ассигнации, что было, конечно, чистым оскорблением. Получивши решительный отказ, он в сердцах наговорил много разных слов, за что и был притоплен в реке Тараканихе. И лишь мелкость речушки спасла его от тяжких последствий. Так он с мокрой мордой и отбыл восвояси. Но все это уже как два часа ушло в прошлое. А два часа назад в разгар весёлого солнечного дня с запада наползла на голубое небо тёмная мрачная туча, поднялся ветер, и посыпались крупные капли дождя. Я как раз решил воспользоваться солнечной погодой и занялся хозяйственными делами. Вытащил из избы для проветривания постельное барахло, разложил его на солнышке, а тут сверху пошла мокрость. Только я успел затащить постели в избушку, как ветер завыл на немыслимой ноте, порыв ветра смел со стола посуду. И пришлось бежать под дождь, ловя разлетевшиеся миски. Миски я поймал, да только, взглянув вниз в сторону речки, так и застыл под секущим дождём. Вдоль реки Тараканихи двигался смерч. С треском выкорчёвывались кусты черёмухи, закручивались в спираль гибкие ивы, и ворох содранных листьев кружился в воздухе. Смерч поравнялся с баней и внезапно вильнул в её сторону. В середине смерча почудилось мне чьё-то злое ухмыляющееся лицо, смерч загудел огромным рассерженным шмелём, снёс крышу с бани и с хохотом полетел дальше. А следом за смерчем по внезапно вспухшей речке пришёл огромный водяной вал и, слизнув остов бани, унёс в грязной пене тщательно вышкуренные бревна.
