Быль
Дождь падал на землю столь грохочущей могучей стеной, что мир вокруг сделался серым, и выходить наружу совсем не хотелось. Выложенная красной черепицей крыша нисколько не протекала, но всё-таки на мансарде, где ей милостиво выделили за сдельную плату тёплый уголок, завтрак с ужином и пару одеял с подушками, пообещав не беспокоить, ощущался тот самый аромат непогоды и мокрого дерева. На голову не капало, бесценные записи не мочило, так что жаловаться, в общем-то, не на что, – разве что посетовать ворчливо, что пройтись пешком и полюбоваться напоследок видами неторопливо провинциальной, словно бы вечной сонной, Мыльки, где не происходило ничего сколько-нибудь примечательного, не получится. Больше её тут ничего не держало, и настала пора двигаться дальше.
Авья уложила остатки вещей в небольшую синюю сумку с вышитым на ней васильком и широкой удобной лямкой, скрывающую в себе куда больше, чем могло показаться на первый взгляд.
Три комплекта одежды: исшитое цветами пестротканое платье, почти универсальный вариант для тех многих мест, где ей доводилось бывать, если полагалось изображать из себя необычную аристократку, непременно из малозначительного и обедневшего рода, который никто уже не помнит особо, а потому не следующую особо моде, раз не бывающей при дворах и на господских балах приличных домов; и тёплый белый зимний костюм, состоящий из полукомбинезона на подтяжках и пуховой куртки, доходящей до середины бедра и набитый пухом белой утки высокой плотности, с хитрыми креплениями для рукавиц и страховочных тросов, какой она носила тайком, только когда далеко уезжала от городов и селений; и полное одеяние войвывской шаманки – красные валенки, рогатая красная тканевая маска с белым шитьём, изображающим личину, и лентами, рукавицы с хитрым белым орнаментом, бахромистый плащ, укрывающий плечи белым мехом, шерстяное платье, чья вышивка повествует об истории и строении мира, о загадочных человеколосях и могучих лебедях, и штаны.
Книги: черновик рукописи местного фольклориста, специализирующегося на народе аслыснога, с каким она познакомилась в городской библиотеке, открытой в прошлом году, и какой весьма любезно согласился предоставить ранние черновики, опечаленный, что достопочтенная Авья уедет прежде, чем напечатают первый тираж; второе, исправленное и дополненное, сопровождённое иллюстрациями, собрание научных сочинений об Улысской ледяной пещеры, явления крайне уникального и столь примечательного, что Авья посетила её шесть раз, не жалея отнюдь не потраченного, а радостно проведённого времени; советы хранительнице очага, написанные умудренной госпожой из Мыльки, пожелавшей остаться анонимной; собрание поэтических работ едва ли не единственного прославившегося мыльского поэта, Иртега Мавтына, какому намеревались открыть памятник, но бюджеты всё никак не сходились; астрономические заметки Лунморта Шуда, с каким она попила травяного чаю на веранде его дома и провела беседу столь чудесную, что полностью записала её на диктофон втайне от старика, ведь не представляла, как ему объяснить, что это за магическая коробочка, записывающая и повторяющая людской голос; справочник по образу тюленя в культуре ылынов; йозские страшные сказки; история города Мылька, в четырёх томах, с иллюстрациями и списком литературы; история дорнынского зеркала; избранные сочинения настоятельницы женского монастыря Зарни-Ань; международное право; загробная жизнь в машианской вере (сочинения еретика, отлучённого от церкви, редчайшее издание, за которое век-другой назад сама Авья попала бы на костёр, но теперь могла отыскать даже такое в захолустной библиотеке, пыльный и всеми забытый труд); обработка гундырового уса; сказ об утерянных северных богах. Всё то, что она читала или приобрела в последние дни; всё то, что войдёт в бесконечную библиотеку, спрятанную в пространстве между мирами.
