На город опустилась жаркая июльская ночь. Однако на территории одной из строек странный подсобный трудяга только лишь сейчас с неохотой принял решение завершить сегодняшнюю работу. Делать-то было уже нечего – все мешки и грузы, которые его просили куда-либо перетащить, он перетащил, весь мусор, который велели и не велели убрать, он убрал. А поделать что-нибудь ещё он не мог, потому что совершенно ничего не знал и не понимал о том, что можно тут ещё делать. Кроме того, всю территорию стройки окутала непроглядная тьма, а фонари, давным-давно уже разбитые местными хулиганами, никто не собирался менять. И потому подсобный трудяга – высокий и сильный, красивый и молодой парень – наконец-то принял решение завершать сегодняшнюю работу. А трудился он допоздна по той причине, что просто-напросто не знал, что ему делать и куда идти. Парень ничего не помнил. Не помнил он ничегошеньки – не своего дома, ни родственников, ни друзей или знакомых, ни себя самого. Он даже не мог сказать, как его зовут. Просто вдруг оказался с утра на этой самой стройке и начал работать, чем и занимался до глубокой ночи. А вот вчерашний день, как и все остальные, как будто бы стёрлись из памяти. Иногда всплывали какие-то смутные воспоминания из детства, но разве могли они чем-то помочь, тем более, что казались они слишком уж смутными.
Парень боялся спрашивать о себе у других рабочих, а когда те разошлись, не решился задать хоть какой-то вопрос толстому и сонному охраннику, то и дело орущему, чтобы наш самоотверженный трудяга наконец-то сваливал прочь отсюда – домой. Но сейчас уже охранник крепко дремал в своей уютной будке, и потому парень решил переночевать прямо здесь – на стройке, благо ночь была тёплая. Душу грела лгунья-надежда, убаюкивающая встревоженное подсознание бедняги мыслями-байками о том, что завтра что-нибудь, да и прояснится.
Территория стройки, кстати, уже обзавелась новыми гостями. На плоскости соседней бетонной плиты какие-то сомнительные личности осторожно шуршали пластмассовыми стаканчиками, заполняя их объёмы мутной жидкостью. Жидкость эта, как правило, одним своим видом расслабляла активность мозговой деятельности в головах у этих мужчин, и потому затормаживала любые опорно-двигательные функции, но зато в несколько раз усиливало эмоциональные отклики собутыльников на всяческие события и впечатления, сопровождавшие их нелёгкую жизнь. Придёт время, жидкость окончательно заблокирует способность к мышлению, но пока оставались только отклики – крайне тяжёлые, и кроме этого, алчные и агрессивные.
