Пролог: Тихие Голоса в Камне
Туман в Хейвенсборо рождался в предрассветные часы, поднимаясь из черных вод реки Стикс, как дыхание спящего гиганта. Он заползал в узкие переулки исторического центра, цеплялся за мрачные готические шпили церкви Святого Игнатия, окутывал заброшенные корпуса ткацких фабрик на дальнем берегу – царство, которое местные с мрачной прямотой звали «Трещиной». Туман стирал границы, превращал знакомые очертания в призрачные силуэты, делал каждый звук – скрип вывески, отдаленный вой сирены – зловещим и одиноким. Он был саваном для живого города и покрывалом для мертвого.
Клементина Грейвз знала этот туман лучше многих. Она видела его из высокого окна подготовительной комнаты «Грейвз и Сыновья», пока наливала формалин в мерный цилиндр. Холодный, сырой воздух просачивался сквозь древние деревянные рамы, смешиваясь с резким, чистым запахом химикатов и слабым, но стойким ароматом лаванды, который Мэгги, их бальзамировщик, настойчиво распыляла, чтобы «освежить атмосферу». Клем не нуждалась в освежении. Эти запахи – металлический укус формалина, сладковатая тяжесть лаванды, пыльная затхлость старых ковров и мебели – были воздухом ее жизни. Они пахли домом. Они пахли покоем. Они пахли концом.
Ее руки, бледные и ловкие в тонких нитриловых перчатках, двигались автоматически, проверяя температуру раствора. Напротив, под белой простыней, лежало новое пополнение для крематория. Мистер Хендерсон. Восемьдесят два года. Сердце. Тихая смерть в собственном кресле перед телевизором. Клем уже прикоснулась. Краткое, теплое эхо – удивление, легкая досада («Опять этот дурацкий сериал не досмотрю…»), а потом – тишина. Как выдох. Такие были просты. Почти умиротворяющи.
Она взглянула на портрет отца в тяжелой раме, висевший на противоположной стене. Строгое лицо, холодные глаза. «Перчатки, Клементина. Всегда. Профессионализм – это стерильность. И внутри, и снаружи.» Его голос, отточенный и безжалостный, все еще звучал в ее голове, спустя год после того, как его собственное сердце остановилось в кабинете этажом выше. Он научил ее порядку, дисциплине, искусству достойно проводить в последний путь. Он научил ее скрывать. Всегда скрывать. То, что она видела. То, что она чувствовала.
Дар. Проклятие. Она так и не решила.
Ее пальцы непроизвольно сжались. Под перчатками шрамы невидимы, но она их чувствовала. Как ожоги. Каждое «эхо» оставляло след. Особенно громкие. Особенно темные. Она закрыла глаза, пытаясь отогнать навязчивую тень последнего кошмара – искаженное лицо женщины, крик, разрывающий тишину изнутри, запах дешевого парфюма и пота… Неделю назад. Тело нашли под мостом в «Трещине». Официально – передозировка. Для Клем – вспышка чистого, неистового ужаса, впившаяся в ее нервы как ледяная заноза. Она до сих пор чувствовала тот холод под ложечкой.