ПОСЛЕДНЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ДЕТЕКТИВА МОРО
Нас посещают живые приведения. Они говорят или пишут и
таким образом пробиваются к нам. Наблюдательные, мудрые,
реальные приведения из настоящей полноценной жизни,
элементы которой стали для нас чужеродными, но долгожданными
осколками материи, пульсирующей, как бывшее сердце.
Филип Киндред Дик, «Убик», 1969 год
Вселенная внутри меня, хотя и кажется, что она снаружи. Как странно! Неужели внутри меня – целый мир? Бесконечный заточенный в моём теле?.. Я вконец запутался. Вечные метания и поиски – суть энтропии, итог которой – смерть. Но это не столь важно, поскольку никто не в силах доказать, что я ещё в не могиле. Здесь страшно другое: есть вероятность, что с моей смертью не станет и тебя, Август. И никто не расскажет, что же будет дальше.
Филипп Ховард в письме к Августу Редлету от 13 марта 1927 года
Погода этим летом действительно будто бы сошла с ума, сбрендила, съехала с катушек, как любил когда-то повторять древний как мир старик Джеронимо. Никогда мне не забыть этого престарелого индейца, который, как только в северо-восточный Массачусетс придёт тепло, дни и ночи напролёт сидел на крытой террасе популярного в Аркхеме тридцать лет назад бара «Бочка», хлестал какую-то одному ему известную дрянь из сока голубой агавы и молча смотрел вдаль. Сухого закона кретина Волстеда ещё не было и в помине, поэтому сумасшедший нелюдимый Джеронимо мог преспокойно выпивать, просиживая штаны, до самого октября, когда на улице снова похолодает, а он очередной раз сгинет неизвестно где, чтобы следующей весной ожидаемо возвратиться и опять скользить своим пустым стеклянным и одновременно пронизывающим насквозь взглядом по зданиям и лицам снующих туда-сюда людей.
– Почему ты пропадаешь в конце каждого года, – однажды спросил я худого загорелого Джеронимо, изборождённое морщинами лицо которого всегда было непроницаемо и таинственно. Я же был тогда ещё молодым юношей, но уже достаточно взрослым и самостоятельным, чтобы посещать «Бочку» и опрокидывать там время от времени стаканчик другой.
– Важно не «почему», а «зачем», – после долгой паузы, когда я уже отчаялся получить ответ, медленно проговорил он.
– Так зачем же?
– Чтобы возвратиться, – как обычно загадочно ответил пьяный индеец, окончательно запутав меня, однако потом, чуть заметно пожав плечами, добавил, – у каждого есть свои необъяснимые привычки.
– Как у Эндрю Джонсона? – резво предположил я, находясь в ту пору в особо хорошем настроении.
– Это ещё кто? – спросил старик и впервые за время нашей беседы перевёл взгляд на меня.
