В Остролесье шёл снег.
Я стояла у окна, вытянув руку вперёд, ладонью вверх, и ловила снежинки, редкой сверкающей пыльцой летящие с неба. Каждая из них была прекрасна: были снежинки с толстыми лапками, густо разросшимися по сторонам; были тонкие, со сложным геометрическим рисунком, очерченные чётко, будто гномьи руны; были и совсем простые, шестигранные, с тоненькими острыми иголочками, но и эта простота была великолепна. Я любовалась и запоминала их всех, прежде чем они таяли на прохладных пальцах, оставляя крошечные капельки влаги.
Снег в эльфийском лесу бывал очень редко. Даже те, кто жил здесь уже две тысячи лет, могли по пальцам двух рук пересчитать, сколько раз Остролесье посещала зима. На моей памяти это было впервые.
В этот раз она пришла внезапно. Неделю назад утром все проснулись, и всё вокруг уже было белым: земля, деревья, кусты, дома, беседки, лавочки, статуи, клумбы – всё было под пушистым снежным покровом. Мы были в растерянности: оракул не предупреждал нас об этом. Некоторые углядели в этом дурной знак, и брату пришлось вновь беспокоить провидца, чтобы тот дал этому какое-то толкование. Ингвэ не было пару часов, и когда он вышел из клайи, маленького домика с круглой крышей, четырьмя огромными окнами, направленными на 4 стороны света, и подземным входом, служащего для связи с оракулом, снаружи уже скопились встревоженные эльфы постарше, хмуро переговаривающиеся между собой и с неприязнью косящиеся на нас, эльфов помоложе, уже устроивших за их спинами битву в снежки.
Ингвэ остановился на верхней ступеньке, поправил волосы, пепельной волной спадавшие до плеч, и поднял руку, прося о внимании. Старшие эльфы притихли, но мы не сразу заметили, как смолк гул по соседству с нами, поэтому какое-то время продолжали гоняться друг за другом, смеясь во весь голос. Бросив случайный взгляд в сторону клайи и перехватив укоризненный взгляд брата, я поперхнулась и, закашлявшись, замахала рукой своим, чтобы они перестали бросать снежки. Разумеется, мне при этом чуть не попало по голове, но я успела вовремя обернуться и шикнуть на разыгравшегося приятеля.
Настала тишина. Слышно было только дыхание разгорячённой от игры молодёжи и сопение одного из самых нервных старших.
Ингвэ выдержал паузу ещё немного и наконец провозгласил:
– Оракул сказал, что опасности нет.
– Ура! – закричали мы и вновь собрались бросаться снегом, но Ингвэ продолжил говорить, повысив при этом голос, и нам пришлось снова замереть.
– Если опасности нет, это значит, что мы можем провести Праздник Зимы.
Старшие зашушукались.
