Глава 1 Сопромат и Сияющая Луна в Раковине
Дым сигареты «Примы» в комнате общежития №13 висел неподвижно, как застывший в ужасе студент перед экзаменационным билетом. Василий Петухов, Вася для друзей и «Петух» для особенно остроумных однокурсников, ощущал себя именно так. В руке он сжимал не билет по сопромату, а… меню столовой. Листок с засаленными углами предательски гласил: «Суп харчо – 15р., Котлета пожарская сомнительной свежести – 25р.». Куда делся билет №13 про «Расчет статически неопределимых балок»? Вася смутно припоминал, как в предэкзаменационном бреду, под аккомпанемент вечно капающего крана (из которого текла не вода, а что-то вязкое, пахнущее ржавчиной с нотками старого сыра), он перебирал бумажки на кухне. Голова гудела от бессонной ночи зубрежки, перемешанной с паническими мыслями о долгах по физкультуре.
«Следующий! Петухов!», – рявкнул из аудитории голос профессора Костоломова. Вася втянул голову в плечи, словно пытаясь спрятаться в собственном воротнике свитера, и вошел. Последующие пятнадцать минут были калейдоскопом нелепых попыток связать теорию упругости с рецептом пожарских котлет и мучительного молчания, прерываемого лишь тяжелыми вздохами преподавателя. «Два! И чтобы на пересдаче был!» – вердикт громыхнул эхом в пустом коридоре.
Вася поплелся обратно. Серые стены коридора, обычно угнетающе прямые, сегодня вели себя странно. То они сжимались, заставляя его протискиваться боком мимо вечно запертой комнаты завхоза, то внезапно растягивались в бесконечную перспективу, на конце которой маячил знакомый плакат «Мойте руки!». "Не выспался, на нервах, общага старая – все плывет", – автоматически подумал Вася, привыкший списывать мелкие странности на общую удрученность студенческим бытом. Но в этот раз тревога нарастала, липкая и необъяснимая.
На кухне его ждал Колян «Аристотель», философ-материалист, чья вера в рациональное мироустройство трещала по швам каждый раз, когда кончался «Доширак». Колян сидел, уставившись в раковину. Там, среди чайной заварки и окаменевших макарон, ярко светились… две маленькие, идеально круглые луны. Одна была холодного серебристого света, другая – теплого медового оттенка. Они медленно вращались вокруг общего центра, отбрасывая на потолок причудливые, пляшущие тени.
«Вот, Вась, – пробормотал Колян, не отрывая глаз от космического явления в раковине. – Апейрон, понимаешь? Первоначало… Или… или просто крыша окончательно поехала от голода. Дай хоть сухарик».
Но сухариков не было. Было ощущение, что само здание дышит. Стены чуть заметно пульсировали в такт какому-то незримому ритму, а из вентиляции доносился шепот, похожий на бормотание спящего гиганта, безуспешно пытающегося вспомнить забытую лекцию. Вася вспомнил легенды общаги: про призрака стипендии, плачущего в туалете третьего этажа, про шкаф на пятом, который якобы съел студента, зазевавшегося с конспектом по термеху… Раньше это были просто байки, которыми пугали первокурсников. Теперь, глядя на две луны в раковине и чувствуя, как пол уходит из-под ног куда-то вбок, Вася понял: что-то фундаментально сломалось. Его провал на сопромате стал последней каплей, переполнившей чашу терпения какой-то древней, дремавшей в бетоне и кирпичах, безумной логики.
